Приятные ночи

Но, так как это, увы! невозможно, я приложу все доступные мне усилия, дабы вознаградить тебя за нанесённое оскорбление таким образом, что ты останешься мною доволен". Сказав это, Маркиз собственноручно снял петлю с шеи Салардо и развязал ему руки, обнял его с величайшей лаской и множество раз поцеловал, после чего, обняв его правой рукой, усадил рядом с собою. И Маркиз пожелал наложить удавку на шею Постумьо и воздать ему за мерзкое поведение, повесив его, но Салардо не допустил этого и, заставив Постумьо предстать перед ним, обратил к нему такие слова: "Постумьо, взращённый мною, как сын, ради господа с отроческих лет вплоть до нынешнего твоего возраста, право, не знаю - и про то ведает один бог, - как с тобой поступить. С одной стороны, мною движет любовь, которую я питал к тебе до этой поры, с другой - удерживает негодование, которое ты навлёк на себя своими дурными поступками. Первая хочет, чтобы я, как добрый отец, простил тебя, второе увещевает быть непримиримо жестоким к тебе. Что же мне делать? Если я дарую тебе прощение, на меня будут указывать пальцем; если же обрушу на тебя справедливую месть, то поступлю наперекор заповедям господним.

И чтобы не говорили, что я слишком жалостлив или слишком жесток, я изберу средний путь: я не покараю тебя телесно, но и не прощу до конца. Итак, возьми и унеси с собой петлю, которую ты надел мне на шею. Я тебе отдаю её в возмещение за моё имущество, которым ты хотел завладеть, и пусть она всечасно напоминает тебе обо мне и о твоём тяжком проступке, и ты будешь находиться настолько далеко от меня, чтобы ни одна весть о тебе не могла достигнуть моего слуха". Сказав это, Салардо прогнал прочь Постумьо, уготовив ему жалкий жребий, и никаких известий о нём никогда больше не было. А Теодора, как только до неё дошла весть, что Салардо освобождён, бежала из дому и, укрывшись в женском монастыре, в горести окончила свои дни. Вскоре после этого и Салардо, прослышав о смерти своей жены Теодоры, с дозволения Маркиза отбыл из Монферрато и возвратился в Геную, где безмятежно прожил ещё многие годы, раздав на угодные богу дела большую часть своего состояния и оставив себе лишь столько, сколько требовалось на жизнь.

Рассказанная Лауреттой сказка неоднократно заставляла её подруг прослезиться, но, узнав, что Салардо избег виселицы, что Постумьо был изгнан с позором, а Теодору постигла смерть в нищете и убожестве, они очень обрадовались и вознесли должную благодарность богу, даровавшему Салардо спасение. Синьора, внимательно прослушавшая сказку Лауретты и всё ещё растроганная и не осушившая слёз, сказала: "Если и остальные девицы, рассказывая нам свои сказки, справятся с ними так же блистательно, как это сделала милая наша Лауретта, то мы все, несомненно, будем довольны". И ничего не добавив к этому и не ожидая на это ответа, она повелела Лауретте предложить полагающуюся загадку, дабы был соблюдён порядок, установленный предыдущим вечером. И Лауретта, послушная воле Синьоры, с весёлым лицом произнесла следующее:

Я родилась в двух тесных створках сжатой,
И горький рок мне сына даровал:
Был он во мне, заклятьем злым заклятой,
Как зёрнышко пшена, ничтожно мал.
Могла б, как мать, его лелеять свято,
Но он меня безжалостно пожрал.
Так матери и не дала судьбина
Хотя б служанкой жалкой стать для сына.

Не без величайшего удовольствия была всеми выслушана замысловатая и ловко составленная загадка, выразительно прочитанная весёлой Лауреттой, и всякий истолковал её на собственный лад, кто по-одному, кто - по-другому. Но никто так и не добрался до её сути. Поэтому очаровательная Лауретта, видя, что её загадка никем не разгадана, улыбнувшись, сказала: "Предложенная мною загадка, если не ошибаюсь, означает не что иное, как сухую фасолину, которая, родившись, лежит взаперти между двух створок, то есть двух оболочек; затем от неё рождается похожий на зёрнышко пшена крошечный червячок, и он так жадно гложет и пожирает её, что, будучи его матерью, она не может остаться при нём хотя бы служанкой". Всем чрезвычайно понравилось, как разъяснила загадку Лауретта, и все в один голос похвалили её. Отвесив надлежащий поклон, она села на своё место. А Альтерия, которая сидела рядом с Лауреттой и которой предстояло вслед за ней рассказывать сказку, была охвачена большим желанием говорить, чем слушать и, не ожидая от Синьоры особого приглашения, приступила к следующему повествованию.