Приятных кошмаров

– Ну, эти городские! – проскрипел расстроенный абориген. – Ну, козлы! Сами не знают, чего хотят! Все им не то, все им не это! Рассказал ему про аварию – недоволен, другую ему, видишь ли, подавай! Сам не знает, чего нужно! Как тот мужик, тоже городской, машину ловил – ловил, а как остановится – все ему не то, отпускает, пока тот «жигуленок» не остановил… Доостанавливался! Не вертел бы носом, жив бы остался…

– Постой-постой, это ты про что такое говоришь? – оживился Леня. – Какой мужик машину ловил? Когда это было?

– Какой мужик? Вроде тебя, городской! – ответил недовольный абориген. – Мордатый, в хорошей куртке… А когда было… да аккурат Васька Морозов навоз на третье поле возил…

– Когда в ваших краях происходит это знаменательное событие? – осведомился Маркиз у работников прилавка, по-прежнему увлеченных обсуждением чужих недостатков.

– Чего? – Зинка недовольно поморщилась. – А, когда нынче навоз вывозили… да вроде в самом начале апреля… снег ведь нынче рано сошел… в марте еще, а Васька Морозов, он перед тем в запое был, с самого восьмого марта, так дня на три припозднился…

– В начале апреля, значит… – Маркиз снова повернулся к своему нетрезвому информатору: – И что же с этим твоим разборчивым мужиком случилось?

– С каким мужиком? Чего случилось?

– Ну, с тем городским мужиком, в хорошей куртке, который машину ловил!

– А чего с ним случилось? – В полной прострации абориген уставился на Маркиза.

– Ну ты же сам сказал только что – не вертел бы носом, так жив бы остался! Значит, с ним что-то случилось? – И, чтобы стимулировать слабую память собеседника, Леня снова извлек на свет божий новенькую голубую пятидесятирублевку.

При виде купюры печальные глаза аборигена заблестели, и он радостно сообщил:

– Так менты потом приехали, греться заходили, говорили, что авария случилась на повороте, красный «жигуль» с «уазиком» столкнулся… «Жигуль» дочиста сгорел, просто как свечка… Значит, мужик тот, городской, помер – он ведь как раз в эту «восьмерку» и сел…

– Он подсел в красную «восьмерку»? – взволнованно переспросил Маркиз. – Ты ничего не путаешь?

– А чего мне путать-то? С какой радости? Я с ним разговаривал, вот как с тобой сейчас, предлагал ему попутку поймать… Только он грубый такой, послал меня… в голубую даль, а сам – одну машину остановил, не сел, другую – тоже не сел… пока та «восьмерка» не подъехала. Все выбирал… Какого рожна ему было нужно! Ну, вот и довыбирался…

– Выходит, в той красной «восьмерке» в момент аварии были два человека, а не один? – уточнил Леня.

– Ну, выходит, – подтвердил абориген, – а радости-то?

– А милиция тебя ни о чем не спрашивала?

– А на фига им, интересно, меня спрашивать? – искренне удивился абориген.

Леня окинул взглядом его неказистую фигуру, не вызывающую у официальных лиц доверия и сочувствия, и подумал, что милиционеров в данном случае можно понять.

– А сам ты, конечно, ничего им не говорил? – уточнил Леня на всякий случай.

Мужик ответил ему таким выразительным взглядом, что Маркиз сам понял неуместность своего вопроса.

– А что же ты мне сразу-то про эту аварию не рассказал? – поинтересовался Леня, протягивая информатору вожделенную голубую бумажку.

– Так я эту аварию сам-то не видал, что же я тебе про нее могу набрехать, – честно ответил мужичок, и тут он увидел пятидесятирублевку, с которой в глубине своей несчастной души уже распрощался. Глаза его радостно заблестели, он выхватил купюру у Маркиза и мгновенно исчез из поля его зрения.

– К бабке Варе побежал, – задумчиво прокомментировала это событие практичная Зинаида, – она как раз самогонку варит… теперь он на неделю загудит, это точно!

Леня не слишком расстроился: он узнал от случайного нетрезвого собеседника все, что тот знал об апрельской аварии, и неожиданно даже больше того, на что он сам рассчитывал, отправляясь сегодня в эту недалекую командировку. Попросив у Зинаиды пару бутербродов и бутылку фанты, он сложил эти припасы в пакет и отправился в свою машину, чтобы не мешать задушевному разговору.

Лола проснулась, когда наступили сумерки. Учитывая, что в середине мая на город Санкт-Петербург вовсю надвигаются белые ночи, это означало либо поздний вечер, либо дождь. Так и есть: небо густо заволокло синими тучами, и вот уже первые капли забарабанили по балкону. Лола не стала подобно классику восклицать «Люблю грозу в начале мая!», она терпеть не могла дождь.

Лола встала с кровати и подошла к зеркалу. Из зеркала в полутьме на нее таращилась весьма помятая физиономия, волосы всклокочены, и глаза припухли. Виданое ли дело – столько проспать! Естественно, что лицо катастрофически отекло! Что это с ней случилось? Никогда она не любила спать днем, даже в детстве словосочетание «тихий час» наводило на Лолу лютую тоску. Очевидно, сегодняшний дневной сон – это реакция на стресс. Как Лола ни бодрилась, она ужасно испугалась, когда Пу И пропал. Она не может себе представить, что из ее жизни уйдет это капризное крошечное создание.