Между тем в наше время, хотя почти не осталось тех ересей, которые когда-то так волновали Церковь и были осуждены Вселенскими Соборами, или они утратили свою остроту и не ищут более с прежней напористостью адептов, — все же появляются разного рода новые разновидности их. Да и внутри самой Церкви возникают «веяния» или «движения», которые не всегда можно в полном смысле слова назвать ересями, поскольку они не выступают прямо против догматического учения Церкви, но которые, под предлогом якобы необходимых «реформ», подрывают самые основы христианского учения о вере и благочестии, стремясь сделать его «солью обуявшей» — бесплодным для христиан.
Это — так называемый «модернизм», или своевольное вольнодумство в тех или иных вопросах христианской веры и христианского благочестия, т. е. жизни по вере. Этот весьма лукавый модернизм, на который многие слишком легко смотрят, не видя в нем той губительной духовной опасности, какую он собой представляет, в наше лукавое время успешно распространяется благодаря «теплохладности» большинства современных христиан. Между тем это настоящий яд духовный, отравляющий и убивающий подлинную духовную жизнь и постепенно умерщвляющий христианские души.
В чем же сущность этого столь модного теперь модернизма?
В том, что он потакает всем человеческим страстям, отводя людей от сознания безусловной необходимости для спасения непрестанной и решительной борьбы со всеми страстьми и похотьми (см.: Мк. 8, 34–37 и Гал. 5, 24).
Модернисты весьма лукавы. Они не отвергают прямо ясных и категорических положений учений христианства, — они только не видят в Христовом учении и Предании Св. Церкви, основанном на этом учении, ничего прочного, незыблемого, непоколебимого: по их мнению, все можно как-то «смягчить», видоизменить, приспособить к страстям человеческим, примирить с миром сим, во зле лежащим. Иными словами, модернизм — это религия неограниченного компромисса, для которой все можно, все позволено. Это — не чистое вино Христовой истины, а вино, разбавленное водой, как это делают нечестные, корыстные корчемники, по яркому образу, употребляемому в Священном Писании.
Это — «нео-христианство», как некоторые из них сами его называют, христианство «розовое», прекраснодушно-сентиментальное, слабое, разжиженное, лишенное силы и благодати Божией, «соль обуявшая», по выражению Евангелия. На модернизм особенно падки все те, кому чуждо подлинное христианство с его строгими нравственными требованиями, с его аскетическим духом и строем жизни, с его непримиримостью ко злу диавольскому, для кого отступивший от Христа мир — «свой».
Этим жутким, по существу, путем пошла часть нашего российского духовенства в предреволюционные годы, которая настойчиво требовала «реформ» в нашей Церкви, обзывая всех противников этих «реформ» «ретроградами», «мракобесами», «черносотенцами», которая, более чем в Бога, веровала в «прогресс человечества», в установление «Царства Божия на земле». Требуя всяческих «свобод» и желая разметать все ограничительные преграды для человеческих страстей и похотей, эти люди, явно потерявшие здравый разум, воспользовавшись всеобщей разрухой в годы революции, попытались создать какую-то новую «церковь» на месте существовавшей прежде в России, назвав ее «живой церковью», как будто наша исконная Российская Православная Церковь была мертвой. Однако наш православный русский народ, сохранивший еще здоровое религиозно-нравственное сознание, решительно отверг эту лже-Церковь, так же, как и возникшее затем «обновленчество», и эти лукавые начинания, несмотря на мощную поддержку богоборческой власти, обрадовавшейся возможности развалить Церковь, блистательно провалились.
Но яд модернизма уже был пущен и начал распространяться повсюду, отравляя души людей. Проник он и за границу: и в среду русской эмиграции, и среди других Поместных Православных Церквей, везде принося свои пагубные плоды и убивая подлинную духовную жизнь, которая заменялась дешевыми суррогатами, гармонировавшими со страстно-греховной человеческой природой.
В России, захваченной и оскверненной лютыми богоборцами, яд модернизма так отравил души вкусивших его священнослужителей, что довел их до самых тяжких смертных грехов — блуда и человекоубийства. Достаточно вспомнить ставшего в свое время «притчею во языцех» живоцерковного лже-митрополита Александра Введенского, которого верующий русский народ остроумно прозвал «митрополитом Содомским и Гоморрским», и тех живоцерковных лже-пастырей, которые предавали большевикам на смерть истинных служителей Церкви Христовой, начиная со сщмч. Вениамина, митрополита Петроградского и кончая многими другими подлинными исповедниками веры и ревнителями истинной Церкви.