Читаем Приют для бездомных кактусов полностью

– В советское время овраг мусором засыпали, стеклом, – сказал Рахим. – Потом через полгода сами всё вычистили.

– Зачем? – поднял брови Никита.

– Они же только днем – государство. А ночью спят, как все.

– Лет десять назад проволокой перегородили, – сказал Сурат. – Посты поставили. А люди всё равно ходили.

Никита смотрел на Сунната. Тот сидел неподвижно.


Комната была на втором этаже. Никита выключил кондиционер и снял брюки. От непривычной пищи потягивало в животе, голова была тяжелой и чужой.

Для чего он сюда приехал? Он не знал. Думал, что найдет ответ здесь.

Постоял в ванной у зеркала, разглядывая голову, рот, зубы. Включил воду, протер ладонью скользкое лицо.

Вернувшись в комнату, достал из рюкзака местный сладковатый коньяк, повертел бутылку.

Сделал пару глубоких вязких глотков.

Лег и неожиданно быстро заснул. И всё повторилось.


«Спрашивай».

«Я потерял женщину. Ищу и не могу найти. Что мне делать, учитель?»

«Если ты потерял какую-то вещь, оставь поиски. Ищи то, что поможет тебе ее забыть».

Проходит время.

Лицо Никиты покрывается бородкой, бородка снова исчезает, над переносицей возникают морщины.

«Спрашивай».

«Мне казалось, я нашел женщину, которая помогла мне забыть первую. Но я ее тоже потерял. Что мне делать?»

«Если ты теряешь две вещи, и первую, и вторую, оставь поиски. Ищи самого себя».

Проходит время.

Лицо Никиты тяжелеет, волосы становятся реже, морщины глубже.

«Спрашивай».

«Я не могу найти себя, что мне делать?»

«Если ты не можешь найти себя, оставь поиски. Возможно, тебя просто нет».

«Но я есть, учитель!.. Я ем, сплю, я думаю, мне плохо, в конце концов!»

«Если ты так уверен, что ты есть, – ищи другого учителя».


Он разлепил веки, было темно, он потянулся за смартфоном.

Выдохнул, лег на бок. Еще двенадцати нет, и сна тоже нет. Нащупал брюки и майку, вышел. Может, во двор спуститься? Да, во двор. Его мелко трясло, первая жена называла это внутренним землетрясением. Нужно выйти, постоять, походить между деревьями, погладить их ладонью, на звезды поглядеть. Да, поглядеть на звезды, как его учили.

Слабый свет пробивался из-под двери, мимо которой он шел.

Суннат лежал в комнате один, быстро спрятал что-то под одеяло.

– Здравствуйте.

Суннат сидел на кровати и спокойно смотрел на него. Как будто даже ждал. Никита сел рядом:

– Играешь?

– Не, – Суннат вынул из-под одеяла смартфон. – Картину смотрю.

Никита наклонился.

– Что это?

– Картина.

– Пятна какие-то.

– Облака, – Суннат потер пальцем, уменьшая масштаб.

Да, теперь облака…

– А теперь? – Суннат еще потер.

– «Сикстинская мадонна», – узнал Никита.

Суннат снова увеличил, экран заволокло желтовато-серым туманом.

– Странный способ, – сказал Никита.

Суннат поднял стриженую голову.

– Один гость научил. Говорит, вот так нужно. Скачать дал, в хорошем разрешении. Надо только долго смотреть.

– Зачем?

– Он потом там остался, этот гость. Камень там нашел. Сидит и только на него глядит, каждую трещинку, каждое всё. Придет сюда, поест, поспит, и снова к своему камню.

– А что он его сюда не?..

Суннат поджал под одеялом ноги и помотал головой:

– Это как из речки камешки вытаскивать. В воде он красивый, интересный, а когда достанешь…

Никите захотелось спросить про обрезание – он же должен помнить эту боль, как его, наверное, перед этим уговаривали, объясняли. Или просто, без уговоров, раз-раз…

– А что ты смартфон спрятал… когда я зашел?

– Думал, Рахим-ака.

– Ругает?

– Да, ночью надо спать, им помогать.

– В смысле?

– У них там день сейчас.

– И что?

– Сейчас не будем спать – они там засыпать начнут, работать не смогут… Они спят – мы работать можем.

Никита потер спину. Наверное, надо уйти. Во двор или к себе спать. «Я не дрыхнул – я помощь оказывал!», надо использовать, когда вернется. Если вернется.

Он встал. И снова сел.

– А ведь это ты всё придумал, скажи? – посмотрел в упор на Сунната. – И весь этот конец мира, и тех, которые там… Это же ты просто всё придумал, да?

Он пытался говорить спокойно, но голос дрожал и похрипывал.

– Я за тобой весь вечер слежу. Они же всё, что говорят, это ты им… И Рахим этот… Они же только рот открывают, я понял. А ты – всё придумал, всё вот это, всё…

Резко мотнул головой – окно, Суннат, кровать, всё поплыло и смазалось.

– Ничего этого нет. Ни Рахима, ни пещеры… Или она есть?

Суннат, приоткрыв рот, смотрел на него.

– Скажи, – Никита сжал его руку, – скажи, а я – есть? Я… существую?

Это было почти шепотом, он закашлялся. Суннат слегка дернул рукой:

– Больно.

Никита разжал пальцы.

– Извини, – сказал он и поднялся. – Извини!

Дверь закрылась.

Суннат глядел на уже почти не болевшую руку. Потом вдруг быстро заплакал.


Отдышавшись, Никита решил не идти во двор. Его знобило, он поднялся к себе и забился под одеяло.

И снова очень быстро накатил то ли сон, то ли непонятно что.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман. Современное чтение

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза