Читаем Приют для бездомных кактусов полностью

Он попросил привести его сюда заранее, пока группа моталась неизвестно где. «Можно было уже целого барана за это время съесть», – сердито думал Никита. Думал, пока шли сюда, а здесь мысли исчезли, остались только тишина и зрение. Сделал еще пару кадров.

На дне оврага, в кустарнике, темнела дыра.

– Там?

Он собирался спуститься, но Суннат сказал, лучше не сейчас.

– Почему?.. А, блин, камера разрядилась!

Можно было просто спуститься, без камеры. Ладно… Завтра придет.

Они шли назад. Никита шумно дышал, на футболке выступили темные пятна. В такие минуты он стыдился своего тяжелого тела, своих неудачных попыток похудеть. Хотя бы бегать по утрам, как призывала первая жена.

Суннат предложил сделать остановку под вон тем боярышником.

– А вы правда из России?

– Да.

– А там всё, как по телевизору, или по-другому?

Никита усмехнулся.

– Когда как. – Провел ладонью по траве, сорвал несколько стеблей, понюхал ладонь. – Ну и где твои старшие?


Они нагнали их почти у дома, в сумерках. Двое мужчин, в масках, как при последней пандемии. Оба тащили по мешку, Никита разглядел в них пластиковые бутылки.

– Рахим, – представился высокий.

Он нес самый большой мешок.

Второй был пониже, помоложе, без пальца на руке.

– Меня Сурат. Можно и Сергей.

– «Сурат» я запомню, – пообещал Никита.

– Он у вас в Подмосковье работал, – сказал Рахим.

Мужчины подняли мешки и двинулись.

– Да, встретили твоих, – обернулся Рахим к Никите. – Говорят, еще поездят, поснимают.

– Скоро же темно будет… – Никита снова понюхал ладонь, пахшую травой.

Тишина засасывала его. Только далекое пение какой-то птицы и поскрипывание бутылок в мешках.

– Красиво у вас.

– Не жалуемся.

На Рахиме уже не было маски, и теперь всё удлиненное и уставшее лицо его было видно полностью. Они вошли в ворота.


– Телевизор, – говорил Суннат, показывая комнату. – Кондиционер, если ночью холодно будет.

Никита сидел на ковре и разглядывал сделанные снимки:

– Блин, не то… как будто другое место. Завтра надо там снова поснимать, у входа.

Суннат глянул, проходя с постельным бельем, на мелькавшие кадры и вышел. И вернулся… Нет, не он – в дверях стоял Рахим.

– Женщины там пока остались, – сказал, заходя.

Никита кивнул.

Рахим включил кондиционер.

– Там праздник у них был, попросили, чтобы остались, помогли.

Никита отложил камеру:

– Праздник?

– Ну, тарелки помыть…

– А как они вообще выглядят?

– Кто? А… Как мы. Фотографии видел?

– На них нечетко. И вообще, знаю, как сейчас фотографии делают.

– Выглядят как мы, – повторил Рахим. – А как в действительности… Главное, что между нами мир. Видел, сколько они нам с праздника с собой надавали? Три мешка.

– Бутылки, что ли?

– Это сейчас бутылки, – сказал Рахим.

Никита кивнул. Теплая струя из кондиционера щекотала лицо.

Рахим печально глядел на него.

– Штаны снять можешь?

– Зачем?

– Потом поймешь. Сними.

Никита дернул плечами. Глупость, конечно… Стал снимать.

– Трусы тоже.

– Медосмотр? – кашлянул Никита.

Неохотно подцепил резинку и потянул вниз.

– Необрезанный, – вздохнул Рахим.

– Можно было русским языком спросить, – сказал Никита, застегиваясь.

На «русский язык» Рахим чуть улыбнулся.

– Разные тут люди бывают. С одним туда ходили, тоже с камерой приехал, едем, тормозят. «Снимай штаны». А он, как ты: зачем, почему, туда, сюда… как маленький.

– Ну?

– Необрезанный… Права отняли. Ладно, пошли. Ужин готов уже.


Суннат поставил перед ним тарелку с лагманом.

– А туда что, только мусульман пускают? – спросил Никита.

Он всё думал о том. Даже голод куда-то ушел.

– Всех пускают, не всех выпускают, – ответил Сурат, он уже приступил к лагману.

– Зачем гостя пугаешь? – строго сказал Рахим.

Сурат промолчал и стал с шелестом втягивать лагманную лапшу.

– Просто там свои порядки.

– А крестик сойдет? – спросил Никита и запустил пальцы в горловину.

– Да ты ешь, ешь, остывает, – сказал Рахим.

Рядом на курпачу присел Суннат и тоже занялся лагманом. Вкусный лагман.

– Я вот так понимаю, – говорил Рахим, водя пиалой по клеенке, – обрезание – это что? Это боль. Когда очень больно. Правильно?

Сурат уже откинулся к стене, и на лице его ничего, кроме пищеварения, происходившего внутри его, не отражалось. Суннат мыл во дворе посуду.

– Мужчина должен пройти через боль. Именно там, где больнее всего. С этого становится мужчиной. С этого идет его путь… Спать уже будешь?

– Наших подожду.

– Да работают сейчас твои «наши», говорю. Ездят, снимают.

– Ночью?

– Не волнуйся, не пропадут. У нас тут не Бермудский треугольник. Наоборот…

– Мой папа там остался, – быстро сказал Суннат. Он уже вернулся и лежал чуть подальше, со смартфоном.

– Сам захотел потому что, – нахмурился Рахим. – Зато сколько тебе подарков присылает. Покажешь гостю альбом?

Взяв пиалу Никиты, помотал и выплеснул остатки остывшего чая. Налил горячего.

– Говорю, там всё как у нас. Небо, земля, законы природы. Просто – не наши.

– А государство? – спросил Никита.

– Что – государство?

– Ну… оно как на это смотрит? Оно же у вас – ого! – сжал кулак.

– У вас тоже – ого, – подал голос Сурат и тоже сжал кулак без пальца. – Я вон, когда в Мытищах на стройке работал…

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман. Современное чтение

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза