Он попросил привести его сюда заранее, пока группа моталась неизвестно где. «Можно было уже целого барана за это время съесть», – сердито думал Никита. Думал, пока шли сюда, а здесь мысли исчезли, остались только тишина и зрение. Сделал еще пару кадров.
На дне оврага, в кустарнике, темнела дыра.
– Там?
Он собирался спуститься, но Суннат сказал, лучше не сейчас.
– Почему?.. А, блин, камера разрядилась!
Можно было просто спуститься, без камеры. Ладно… Завтра придет.
Они шли назад. Никита шумно дышал, на футболке выступили темные пятна. В такие минуты он стыдился своего тяжелого тела, своих неудачных попыток похудеть. Хотя бы бегать по утрам, как призывала первая жена.
Суннат предложил сделать остановку под вон тем боярышником.
– А вы правда из России?
– Да.
– А там всё, как по телевизору, или по-другому?
Никита усмехнулся.
– Когда как. – Провел ладонью по траве, сорвал несколько стеблей, понюхал ладонь. – Ну и где твои старшие?
Они нагнали их почти у дома, в сумерках. Двое мужчин, в масках, как при последней пандемии. Оба тащили по мешку, Никита разглядел в них пластиковые бутылки.
– Рахим, – представился высокий.
Он нес самый большой мешок.
Второй был пониже, помоложе, без пальца на руке.
– Меня Сурат. Можно и Сергей.
– «Сурат» я запомню, – пообещал Никита.
– Он у вас в Подмосковье работал, – сказал Рахим.
Мужчины подняли мешки и двинулись.
– Да, встретили твоих, – обернулся Рахим к Никите. – Говорят, еще поездят, поснимают.
– Скоро же темно будет… – Никита снова понюхал ладонь, пахшую травой.
Тишина засасывала его. Только далекое пение какой-то птицы и поскрипывание бутылок в мешках.
– Красиво у вас.
– Не жалуемся.
На Рахиме уже не было маски, и теперь всё удлиненное и уставшее лицо его было видно полностью. Они вошли в ворота.
– Телевизор, – говорил Суннат, показывая комнату. – Кондиционер, если ночью холодно будет.
Никита сидел на ковре и разглядывал сделанные снимки:
– Блин, не то… как будто другое место. Завтра надо там снова поснимать, у входа.
Суннат глянул, проходя с постельным бельем, на мелькавшие кадры и вышел. И вернулся… Нет, не он – в дверях стоял Рахим.
– Женщины там пока остались, – сказал, заходя.
Никита кивнул.
Рахим включил кондиционер.
– Там праздник у них был, попросили, чтобы остались, помогли.
Никита отложил камеру:
– Праздник?
– Ну, тарелки помыть…
– А как они вообще выглядят?
– Кто? А… Как мы. Фотографии видел?
– На них нечетко. И вообще, знаю, как сейчас фотографии делают.
– Выглядят как мы, – повторил Рахим. – А как в действительности… Главное, что между нами мир. Видел, сколько они нам с праздника с собой надавали? Три мешка.
– Бутылки, что ли?
– Это сейчас бутылки, – сказал Рахим.
Никита кивнул. Теплая струя из кондиционера щекотала лицо.
Рахим печально глядел на него.
– Штаны снять можешь?
– Зачем?
– Потом поймешь. Сними.
Никита дернул плечами. Глупость, конечно… Стал снимать.
– Трусы тоже.
– Медосмотр? – кашлянул Никита.
Неохотно подцепил резинку и потянул вниз.
– Необрезанный, – вздохнул Рахим.
– Можно было русским языком спросить, – сказал Никита, застегиваясь.
На «русский язык» Рахим чуть улыбнулся.
– Разные тут люди бывают. С одним туда ходили, тоже с камерой приехал, едем, тормозят. «Снимай штаны». А он, как ты: зачем, почему, туда, сюда… как маленький.
– Ну?
– Необрезанный… Права отняли. Ладно, пошли. Ужин готов уже.
Суннат поставил перед ним тарелку с лагманом.
– А туда что, только мусульман пускают? – спросил Никита.
Он всё думал о том. Даже голод куда-то ушел.
– Всех пускают, не всех выпускают, – ответил Сурат, он уже приступил к лагману.
– Зачем гостя пугаешь? – строго сказал Рахим.
Сурат промолчал и стал с шелестом втягивать лагманную лапшу.
– Просто там свои порядки.
– А крестик сойдет? – спросил Никита и запустил пальцы в горловину.
– Да ты ешь, ешь, остывает, – сказал Рахим.
Рядом на курпачу присел Суннат и тоже занялся лагманом. Вкусный лагман.
– Я вот так понимаю, – говорил Рахим, водя пиалой по клеенке, – обрезание – это что? Это боль. Когда очень больно. Правильно?
Сурат уже откинулся к стене, и на лице его ничего, кроме пищеварения, происходившего внутри его, не отражалось. Суннат мыл во дворе посуду.
– Мужчина должен пройти через боль. Именно там, где больнее всего. С этого становится мужчиной. С этого идет его путь… Спать уже будешь?
– Наших подожду.
– Да работают сейчас твои «наши», говорю. Ездят, снимают.
– Ночью?
– Не волнуйся, не пропадут. У нас тут не Бермудский треугольник. Наоборот…
– Мой папа там остался, – быстро сказал Суннат. Он уже вернулся и лежал чуть подальше, со смартфоном.
– Сам захотел потому что, – нахмурился Рахим. – Зато сколько тебе подарков присылает. Покажешь гостю альбом?
Взяв пиалу Никиты, помотал и выплеснул остатки остывшего чая. Налил горячего.
– Говорю, там всё как у нас. Небо, земля, законы природы. Просто – не наши.
– А государство? – спросил Никита.
– Что – государство?
– Ну… оно как на это смотрит? Оно же у вас – ого! – сжал кулак.
– У вас тоже – ого, – подал голос Сурат и тоже сжал кулак без пальца. – Я вон, когда в Мытищах на стройке работал…