Приют для бездомных кактусов

Муся осторожно глянул в окно. Снежная баба враскоряку поднялась, отряхнулась от глиняной пыли и заковыляла на прежнее место. Муся налил себе воды и заснул.

– Муся, тебе грустно, – громко сказала Фира, подойдя сзади, как всегда, без предупреждения.

Муся стоял над кучей глины. С крыши бодро капало, снежная баба тоже подтаяла, остались три серых кругляша. Метла валялась в луже.

Фира закурила.

– Муся, тебе грустно, потому что он был тебе как сын. Просто он был не таким сыном, как тебе хотелось.

Муся поглядел на нее:

– Фира, ты говоришь, как один свихнувшийся венский доктор… забыл фамилию.

– Я говорю, Муся, как советская женщина.

– Дай лучше закурить, Фира.

Фира зашуршала пачкой.

– Ты всё хорошо придумал, Муся. Не зря ты мне когда-то так нравился. Если хочешь знать, я провела такую бессонную ночь у окна. Хорошо, что у меня был театральный бинокль.

«Бесстыдница», – подумал Муся. Фира почувствовала его мысль и обиделась.

– Муся, ты невозможный человек. – Она постояла еще немного и ушла.

Да. Муся собирался в дорогу. Вещей оказалось больше, чем он думал, что-то пришлось сжечь, выбросить и раздарить.

Он был беженец. Он и так тут засиделся, в этом чудном Ташкенте.

В фанерный чемоданчик легли счеты, пара кальсон и рубашек и курица, приготовленная Фирой. Каббалистических свитков не было, он сжег их вместе с другим хламом.

– Итак, куда же ты собрался? – спросила Фира.

– Искать Бога.

– Что это Он тебе вдруг понадобился?

Муся не ответил, а Фира больше не спрашивала, только курила и тихо напевала «тум-балалайку». И Муся тихо уехал.

Вскоре после его отъезда произошло настоящее землетрясение, почти весь бывший Мусин двор превратился в огромную груду глины, хорошо еще без жертв.

Но Фира на почве землетрясения слегка подвинулась. Она ходила и говорила, что это мстит душа нашего Гулямчика. И что, если бы был здесь наш мудрец Муся, он бы всё точно объяснил. Еще она жаловалась, что по ночам к ней приходят мужчины со свиными головами и плохо с ней обращаются. Но Муся уже не имел к этому никакого отношения. От Муси была тишина, Муся никому не писал, не звонил и не слал поздравительных телеграмм, и скоро о нем забыли. Потом забыли и о Фире, которую забрали родственники, и о других жителях улицы Ивлева, о глиняных домах, которые там стояли, и о глиняном великане, который эту улицу когда-то старательно подметал, да…

Рождество для взрослых

В воскресенье они должны прогуляться во Французский парк.

Парк находился недалеко, пятьюдесятью этажами ниже.

Айко иногда проезжала мимо Парка на лифте, во время круизов в универмаг Мицукощи. Или, еще реже, к родителям, в Церковь Стариков.

Один раз успела разглядеть сквозь полупрозрачную створку что-то зеленое. «Деревья», – догадалась Айко. Надо посетить этот парк ближе к Рождеству. Запомнила символ этажа: двулепестковую розу.

Сатощи, нынешний муж Айко, подал заявку на семейное посещение и оплатил остановку лифта на нужном этаже.

Положительный ответ из Парка пришел быстро, вместе с инструкцией, как следует наслаждаться природой. Сатощи инструкцию просмотрел небрежно, доверив чтение Айко.

Ответа Лифтеров пришлось ждать дольше.

Вначале пришла открытка. Оплата за остановку на этом малопосещаемом этаже получена, будут внесены изменения в график, которые в настоящее время согласовываются. В конце – каллиграфическая надпись: «Ожидание – начало мудрости».

Супруги по очереди подержали послание в руках. Айко оценила красоту лицевой стороны: желтый гибискус и веточка сельдерея. Сатощи, глава семьи, подшил открытку в папку с письмами от Лифтеров.

Снова ожидание.

Ожидание.

И еще ожидание.

Сатощи каждое утро уезжал на шестичасовом экспресс-лифте наверх, к себе в офис. Айко вместе с другими женами махала вслед мужчинам, спрессованным в полупрозрачной капсуле, возвращалась в свое Гнездо номер 4489 и думала о Парке.

Иногда у нее возникали сомнения.

Она решилась написать о них мужу.

«Сатощи-сан, – писала она, – хватает ли у Вас бодрости? Сегодня я заметила в окне что-то темное, похожее на снежную тучу. Будьте осторожны, не пытайтесь распахнуть окно, это может привести к простуде. Вместо таких опасных действий лучше уделите немного времени нашим мечтам о Французском парке. Помните известное высказывание Лифтера номер десять: “Ничто так не объединяет людей, как дозволенные мечты”. Вот какие мудрые Лифтеры жили в древности. А теперешние… Может, нам стоит обратиться прямо в Совет Лифтеров? Написать им о нашем большом желании выйти на этаже, помеченном двулепестковой розой…»

Утром Айко вложила письмо мужу в обшлаг рукава.

Он прочтет его в перерыв на кофе, когда у мужчин принято читать письма от жен и любовниц.

«Айко-сан, – писал в ответ Сатощи, – никак не пойму, почему почти все жены просят мужей не открывать окно. Всем известно, что ни одно из окон в нашей Башне не открывается. Я также не думаю, что вы могли увидеть сквозь дымчатое стекло снег. Однако вы правы, нас ожидает зима и следует больше думать о здоровье».

Прочитав, Айко покраснела; не покраснел только вечно мерзнущий нос.