Приют для списанных пилотов

— Где-то я этого парня видела? — помолчав немного, вдруг проговорила Милица. — Неужели в Сараеве? — И, поежившись, добавила: — Некоторые албанцы едут отсюда в Боснию и воюют там против нас. Здесь вся криминальная торговля в их руках. В Косове можно купить любое оружие. Шиптари здесь живут не по сербским, а по своим законам. Не платят налоги, дети не ходят в школы. Ты видел вдоль дорог канистры с бензином? Сегодня в Сербии он в два-три раза дороже, чем в Албании или Румынии. У нас, в Боснии, еще дороже. Весь бензин доставляют сюда контрабандой. Вся наркоторговля в их руках. Возможно, мы кого-то случайно спугнули.

— А что такое шедрвань? — спросил Сергей.

— Видишь в центре площади источник?

— А-а-а! Что-то вроде нашего фонтана, — догадался Сергей. — Скажи, Милица, откуда ты так хорошо знаешь русский?

— Сергей мне льстит. Нас в школе учили, потом в университете, на славястической кафедре. Кроме того, у меня бабушка была русской. После революции она девочкой попала в Сербию. А дед у меня был партизаном. Они в сорок первом, когда немцы напали на Россию, подняли восстание в Герцеговине. У них в то время был гимн:

С Белашнице вила кличе
Херцеговце редом виче…

Милица на секунду остановилась и, прикрыв глаза, продолжила:

— Это сербское начало, а по-русски эта песня будет звучать так:

С гор набат плывет в долины,
Поднимайтесь, исполины!
Братья, Русь в войну вступила,
Путь фашистам преградила!

Милица помолчала и, вздохнув, с болью в голосе продолжила:

— Но кому эта война была нужна? Зачем льется кровь простых людей? Была олимпиада в Сараеве. Как мы ее ждали! И были все вместе: хорваты, сербы, мусульмане. Ведь мы все — славяне. Моя мама сейчас в Сараеве, в Старом граде, под турками. Как она там, не представляю! Когда я оттуда ушла, то весила сорок восемь килограммов. Шестьдесят тысяч сербов продолжают оставаться на мусульманской стороне. Они их держат вместо заложников. Скажите, почему Россия не заступилась за нас? Все против сербов.

— Сви су против Срба, — вздохнув, подтвердил Мишко.

Не в первый раз слышал Сергей этот, похожий на тяжелый вздох, вопрос. Почему, что случилось с русскими, Россией? Он и сам не мог ответить на этот вопрос. Живко Николич рассказывал, что в начале века, когда началась война царской России с Японией, в знак солидарности с русским народом Черногория объявила войну Стране восходящего солнца. И вроде бы как до сих пор мир не заключен. Все это могло вызвать улыбку. Но все же такой факт имел место! Где-то Сергей прочитал: все сегодняшние беды России оттого, что народ отрекся от Бога, от веры своих дедов и отцов. В конечном счете получилось: отреклись от самих себя. С горечью он видел: в России стало выгодно быть кем угодно, только не русским. Уезжают в Израиль, в Германию, но чаще всего в Америку. Он видел — сербам намного хуже, но они не отрекаются от самих себя. Да, они бывают печальны, молчаливы, но верят, что все трудности, беды минуют и все равно наступят лучшие времена.

В Печ Милица приехала на ярмарку показать книги, которые были изданы в Республике Сербской. Но, потолкавшись, как она сказала, среди гостей, решила, что лучше с большей пользой съездит в Призрень.

— Эта выставка для директора — маленького, важного, про себя думающего, что он Бонапарт, а не для писателей и издателей, — сказала Милица. — Встреч с читателями нет, покупать книги никто не спешит. Пустой перевод времени и денег. Ваши ходят как потерянные. Тогда зачем их было приглашать?

Когда Сергей спросил, кем она работает, Милица рассмеялась: журналистом, переводчиком, издателем — все в одном лине.

— О, да мы коллеги! — в свою очередь рассмеялся Сергей. — Я тоже журналист.

Мишко сходил к машине и принес бутылку белого вина. Он налил в стакан Сергею, затем немного себе.

— А как саоброчайная милиция? — спросил Сергей, вспомнив своих гаишников.

Мишко молча посмотрел на него, взял бутылку минеральной воды, разбавил свое вино, сделал, как он сказал, «шприцер» и, подняв стакан, произнес то самое слово, которое Сергей запомнил еще с первой поездки; оно напоминало одновременно тост и призыв к единению.

— Живели!