Приют для списанных пилотов

Часто я вспоминал Фильшина. Он собрал нас перед съездом поучить уму-разуму. Это он в пылу спора бросил фразу: «Порядочный человек нынче не нужен, более того — опасен». Тогда мне показалось — оговорился человек. А потом понял: реформаторам хотелось, чтобы все смирились с этим. Порядочные люди путают им карты.

Я знал, что все равно должно наступить прозрение, вопрос — когда? И вот когда, казалось, все начали понимать и прозревать, президент нанес упреждающий удар.

За последующие дни вокруг Белого дома побывало, казалось, полстраны. Шли, ехали, везли продукты и деньги. На несколько дней Белый дом стал как бы главным храмом страны, путь к которому знал каждый: от метро «Баррикадная», по Дружниковскому переулку, прямо на площадь под балкон.

Журналисты пересчитывали депутатов, гадали, наберется кворум или съезд умрет естественной смертью. Умереть — помогали, во все регионы ушли секретные циркуляры: депутатам не продавать билетов, снимать с самолетов и поездов. Не помогло — собрались, и съезд начался.

И тогда Ельцин показал депутатам пряник — издал указ, пообещав социальные льготы и гарантии тем, кто добровольно сложит свои полномочия. Такие нашлись. Ушли со съезда, взяв подачку. Но большинство осталось, и съезд продолжил работу. Тогда в ход был пущен кнут: здание оцепила милиция, отключили свет и воду. И тут обнаружилось, что в самом Доме работала «пятая колонна», была вывезена солярка для движка автономной подачи электроэнергии, выведены из строя почти все радиостанции. Но чем безнадежнее ситуация, тем изворотливее русский человек. Умельцы-радиолюбители приспособили под радиопередатчик телевизор. Но вскоре Геннадий Саенко пронес в Белый дом коротковолновую армейскую радиостанцию и жить стало повеселее, появилась хоть и ненадежная, но все же связь с миром. Несмотря на стрельбу по колесам, машины с соляркой прорывались к Белому дому, а затем, когда все подъезды перекрыли рядами поливочных машин, топливо приносили ночью ведрами. От ближайших домов была протянута переноска, и у единственного работающего телевизора по вечерам собирался народ послушать новости Александра Невзорова. Все остальное время с экрана выплескивалась ложь, говорили, что в Доме засели отпетые бандиты, и люди смеялись. Интересная штука — телевизор: можешь дразнить, лгать, обзывать и чувствовать себя безнаказанным.

Наверное, реакция на происходящее была бы иной, если бы люди узнали, что днем к Белому дому по просьбе Александра Соколова приехал из Подмосковья фермер, привез для «бандитов» полторы тысячи кур. Светлана Горячева сообщила об этом митингу и, улыбаясь, добавила: «Иду щипать кур». Люди ответили ей бурными аплодисментами. Но щипать не пришлось. ОМОН перекрыл единственный путь, соединяющий Дом с городом, и женщины-депутаты бросились на прорыв, чтобы провести народ к Белому дому. Их толкали, оттесняли щитами, били, рвали одежду. Но они шли и разрывали цепи. «Это наш отряд женского ОМОНа», — шутливо назвал их Хасбулатов. Солдаты дивизии Дзержинского после общения с депутатами начинали понимать: их подставляют, заставляют участвовать в грязном деле. Бить своих матерей они не хотели. На лицах ребят не было злобы, были усталость, недоумение. Почему, зачем они здесь стоят?

Зная, что в дивизии Дзержинского служит сын Зои Ойкиной, которая находилась в Доме, депутат Ахметзянов написал такие слова:

А может быть, мать твоя в Доме блокадном,
Из окон глядит на шеренгу внизу,
Легендою став в своем подвиге ратном,
Тебя вспоминает, глотая слезу.
И шепчет: «Сынок, в этих окнах тревожных
Врагов твоих нет, здесь одни лишь друзья.
С бескрайних равнин и окраин таежных.
Здесь гордость России!
Здесь совесть твоя».

Против «Трудовой Москвы» бросили стянутых со всей страны сытых и откормленных наемников — ОМОН. Эти знали, кто и за что им платит. В шлемах, с затянутыми сеткой лицами, размахивая резиновыми дубинками, доморощенные «марсиане» — так их стал называть народ — как саранча высыпали на улицы Москвы. К тому времени Белый дом оказался за колючей проволокой. Колонны «марсиан» рассекали толпу, втаскивали людей в автобусы, избивали, обливали из машин кипятком, добивали на эскалаторах метро. Но тщетно — сопротивление нарастало.