Приют для списанных пилотов

Запускал двигатель и выруливал на старт Рон де Толли. Николай смотрел за действиями, привыкал к приборам, которые давали показания не в метрах, а в футах, и чувствовал, что все его существо постепенно сливалось с машиной, сознание постепенно подлаживалось под эту непредвиденную ситуацию, а тело привычно настраивалось на предстоящую работу. На старте, установив самолет для взлета, Рон, подняв руки, показал, чтобы он взял управление на себя. Николай двинул рычаги газа вперед, и самолет точно пришпоренный, вдавливая его в кресло, понесся вперед. Хоть он был и американским, но был вполне послушен и уже через несколько секунд отзывался на малейшее движение.

После отрыва Порогов для страховки прижал его к полосе, а после почувствовал, что этого можно было и не делать. Полупустой самолет чуть ли не свечой пошел вверх. Они быстро набрали двенадцать тысяч футов, и де Толли через связь голосом Романовой попросил Николая сделать несколько виражей. Здесь главным было сохранить заданную высоту, величину крена. «Шарик должен быть в центре», — любил говорить его инструктор. И Николай добросовестно, точно фигурист на обязательной программе, крутанул несколько виражей, а после по команде Рона де Толли сделал для обзора окрестностей большой круг и начал снижение. Все команды, поступающие с земли и от Рона де Толли, синхронно переводила Шура. Она сидела чуть сзади на месте штурмана с наушниками и держала его в курсе всего, что было слышно в эфире. В салоне Полищук и коммерческий директор «Северовостокзолота» выпивали и поглядывали на заснеженные вершины гор. Николай знал, что главным моментом, когда будет оценено его мастерство пилота, будет посадка.

Рон де Толли мог и не знать, что в своей работе Порогову чаще всего приходилось садиться на горбыли размокших полос в Якутии и Сибири. Бывало, что там не только на самолете, на тракторе проехать было сложно. Порогов притер машину к полосе так, что в стоявших на столе рюмках вино не шелохнулось. Рон поднял вверх большой палец, а после, уже в офисе, где отмечали полет, сказал в честь Николая короткую прочувствованную речь. Порогов поблагодарил де Толли за возможность полетать на американском самолете и пригласил того на Байкал, где ему — Николай глянул в сторону Полищука — будет предоставлена такая же возможность. Полищук скривился, затем попросил слово и сказал, что Порогов бывший его второй пилот и что азы летного мастерства постигал под его началом.

— Сегодня мы ощутили истинное американское гостеприимство и широту, — сказал Полищук. — Конечно, хорошо быть щедрым за государственный счет, но мы в России бережем каждую копейку и не можем, как господин де Толли, предоставить самолет. Но все меняется, и, возможно, с приходом к власти Бориса Николаевича Ельцина будут приняты такие законы, которые разрушат между нашими странами «железный занавес», и предвестником тому пусть послужит сегодняшний полет.

Рон де Толли поаплодировал Полищуку, сказал, что приятно иметь дело с таким здравым и трезвым русским боссом, и пригласил на другой день слетать на частном самолете к нему в загородный дом, прогуляться на катере по озеру и попариться в сауне. Когда рассаживались в машины, Полищук сказал Шуре, что поедет с представителями «Северовостокзолота» к ним в отель, чтобы провести переговоры.

— Знаю я твои переговоры, — тяжело вздохнув, ответила Шура. — Ну хоть бы здесь потерпел.

В гостинице, перед тем как попрощаться и уйти к себе в номер, Романова остановилась и совсем неожиданно сказала:

— Смотри, на улице совсем как днем.

— Это и здесь, на Аляске, наступил полярный день, — покрутив головой, ответил Николай. — Помнишь, как мы с тобой в такие ночи бродили по Якутску?

— Конечно, помню. Ты бы знал, как я сегодня за тебя переживала.

— Я не мог тебя подвести, — шутливо ответил Порогов.

— При чем тут я, ты за всех нас отдувался.

— Рад столь лестной для меня оценке, — он посмотрел на ее расстроенное лицо, вспомнил, как она стояла в проходе рядом во время всего полета. — Может, зайдем ко мне и обмоем этот полет? У меня остался армянский коньяк.

— Если бы ты предложил мне брусничного сока, — глядя куда-то в коридор, отстраненно сказала Шура. — За последнее время я, Коля, сильно устала. Знаю, надо бы отдохнуть, и все некогда. И тебе бы не мешало. Завтра Рон хочет вновь усадить тебя за штурвал. Это только мой муж может пить до утра. Поехал к магаданцам добирать.

— Завтра будет завтра. А сегодня можно найти и сок, — сказал Николай. — В Америке есть все. Уж больно день был хорош. Ты зайдешь?

— Ну, разве что на минуту, — усталым голосом сказала Шура.

Закрывая за собой дверь, он говорил себе, что выпьют по рюмке коньяку, поговорят, как старые добрые друзья, и ничего больше. Но все произошло не так, как он предполагал. Очутившись в полутьме гостиничного номера и услышав дверной щелчок, она повернулась и, потянувшись к нему, точно заранее зная, что будет дальше, прошептала:

— Свет не включай, здесь и так светло как днем.