Приют героев

Никого из рыцарей Ордена во дворе не наблюдалось. Турнир, когда двуцветные бойцы спешили преломить копья во славу идеалов, и тем самым заложить очередной камень в невидимый фундамент мироздания, завершился в конце лета; следующий будет весной. Насчет рыцарей мнение Эфраима раздваивалось и колебалось, как человек, встретивший доппельгангера. Присутствуя при беседах магистра Хендрика с папой и его высочеством, он искренне полагал рыцарей нелепыми дурачками, неспособными оценить тонкость чародейной мысли, зато мастерами превращать любое открытие Высокой Науки в посмешище. Но во время турниров, когда всадники сшибались друг с другом, герольды выкрикивали имена победителей, славя поочередно Зарю Утреннюю или Вечернюю, а ряды бойцов в черно-белых плащах выкрикивали здравицы Хендрику Високосному и Губерту Внезапному, и эхо металось по двору замка, а грудастая Янця с восторгом и обожанием глядела на стройных героев, часто-часто моргая пушистыми ресницами…

В такие минуты убеждения подвергались серьезному пересмотру.

Сняв берет и почесав затылок – дурная привычка, от которой мама тщетно пыталась избавить любимца, – Эфраим решил подойти к колодцу, испытав утреннее настроение отца: прогонит или нет? Но судьба распорядилась иначе. Тупой удар тела о булыжник, которым был вымощен двор, получился тихим и совсем нестрашным. Секунду будущий гроссмейстер тупо глядел на изломанное, содрогающееся тело магистра Хендрика; потом он сделал шаг назад, будто собирался еще раз столкнуться в дверях с бароном фон Шмуцем, разбив губу, затем взбежать задом наперед обратно по лестнице в спальню – и время пойдет наоборот, все вернется, и можно будет исправить, предупредить, помочь…

Нет.

Тайна умирала на булыжнике, рухнув с балкона.

– Лекаря! Скорее!

– Магистр!.. с балкона…

И дрожал в золотом воздухе осени вопль Губерта Внезапного:

– Бруно! Спаси ее, Бруно! Умоляю…

Маг-духовник уже бежал от колодца к разбившемуся магистру. Никогда Эфраим не видел отца таким сосредоточенным, и никогда больше не увидит.

CAPUT XXI "ТЫ СКАЖИ, ЧАРОДЕЙ: ЧТО Ж ТАК МНОГО ЛЮДЕЙ, ЧТО Ж ТАК МАЛО ХОРОШИХ ИДЕЙ?.."

Мир рассекали прямые линии, деля все вокруг, до горизонта, на черно-белые квадраты. По квадратам, как сомнамбулы, медленно двигались фигуры двух вызывающих зубную боль цветов; некоторые из них казались барону смутно знакомыми. Огромную игральную доску вздыбили холмы и перелески, дома и замковые башни; вдалеке блестела смоляная гладь озера.

Приют умалишенных героев размером с целый мир.

Конрад раздвоился: он одновременно находился на доске, охраняя Черного Короля – и наблюдал за происходящим со стороны. К Королю приближались две белые фигуры: Рыцарь и Зверь. Их сияние ослепляло.

– Сударь, вам вредно так сильно сиять. Выгорите дотла и лишитесь сил, – вежливо обратился барон к Белому Рыцарю.

Рыцарь не ответил; лишь мотнул головой, громко скрипя заржавевшими латами.

– Вам не место здесь, сударь, – барон не оставлял попыток увещевания. – Нам всем здесь не место. Предлагаю разойтись по-хорошему…

Рыцарь потащил из ножен длинный меч. Он тащил и тащил, а меч не кончался и не кончался, вытянувшись, наверное, на целую лигу. Вместе с мечом вытягивалась и истончалась рука Рыцаря: того и гляди, превратится в паутинку и оборвется.

Сбоку к Черному Королю крался Белый Зверь. Барон погрозил Зверю пальцем, намереваясь заступить дорогу, но тут из кустов выскочил Черный Донжон с полыхающей зубчатой верхушкой и, издав боевой клич, рухнул на Зверя.

– Дубина вислоухая! – орал Донжон, хлопая чугунными губами-ставнями на верхней бойнице; он подмял Зверя под себя и теперь скручивал ему лапы. – Придушу ду…

– …рищу! – на этом выкрике Конрад проснулся.

За стеной кипела яростная возня, слышалось рычание и сдавленные ругательства. Ржавыми латами из сна громко заскрипела дверь. «Непорядок: в домике Германа петли смазали, а тут забыли,» – отметил барон, вскакивая с ложа и доставая из-под подушки кинжал. Вчерашняя ночь повторялась. Сейчас в комнату войдет Икер Тирулега с пойманным снуллем, Конрад, не разобравшись, загонит старика на потолок…

Вместо Тирулеги в дверях безмолвным призраком возник Белый Рыцарь. Упав из окна, свет луны облил фигуру гостя расплавленным воском, серебром блеснул на лезвии кривого ножа, коснулся лица…

– Что ты здесь делаешь, Герман? Ты болен. Немедленно возвращайся в постель!

– Омфалос!

– Что вы себе позволяете, молодой человек?! Хотите, чтобы гроссмейстер Клофелинг из вас дрейгура сделал? А ну, быстро…

Гигантской куклой-неваляшкой Герман качнулся вперед. Молча он попытался левой рукой схватить дядю за горло. Оплывшее лицо оказалось совсем рядом, пуговицы глаз тускло блестели с безжалостным равнодушием. Заворожен этим зрелищем, обер-квизитор едва успел увернуться. Герман наискосок взмахнул ножом, распоров рукав ночной сорочки барона и оцарапав дядину руку.

Сейчас стратег-командор был очень похож на собственного папашу, Хальдрига Разбойника, обуянного приступом белой горячки.