Приют героев

— Ничем не отличается. Чем отличается по приемам и методам приготовление борща от супа-харчо? Плов от кулеша? Художник-маринист от баталиста? И почему обязательно «новый мир»? — действие может происходить здесь, сегодня и сейчас, а может быть отнесено на сотни лет вперед или назад, автор способен придумать Средиземье или планету Дюна, но только слепой не заметит, что во всех случаях речь идет о нас с вами. Просто угол зрения смещен, просто акценты расставлены по-иному. Странное дело: когда волк объясняет ягненку, из каких соображений должен его слопать, читатель (критик, филолог) мигом проводит параллель с собой любимым и своим бытием, — а если я говорю про Одиссея, которого силой оторвали от семьи и погнали на ненужную Одиссею войну, то мало кому хватает фантазии и здравого смысла, чтоб увидеть: девятнадцатилетние Одиссеи из спецназа до сих пор вынуждены покидать Пенелоп и новорожденных Телемахов, чтобы отправляться на зачистку южного берега Скамандра. Нет, говорят, сказка. Миф. У нас так не бывает: Троя, циклоп…

Правда, во время работы мы используем скорее принципы театральной постановки, нежели из области литературоведения. Экспозиция, завязка, развитие действия, предкульминация, кульминация, развязка. Событие — поступок, явление или факт, меняющий психологические мотивации героев. Мизансцена: камерная, массовая… Освещение. Декорации. Авансцена. Темпоритм. Интонации, жест. И так далее. Привычка…

Вопрос: Не секрет, что во многих ваших произведениях присутствуют «вторые, третьи и…надцатые» смысловые пласты. Считаете ли вы, что для полного понимания всего того, что вы вкладываете в книги, читатель должен прочитать некоторое количество «специальной литературы» или первоисточников? Что вас больше радует: то, что читатель отыскивает то, что вы вкладывали в книгу, или если находит что-нибудь свое, но согласующееся с книгой.

— Не надо читателю заранее готовиться к книге, читая «первоисточники». Все-таки художественная литература — штука демократическая. И если ребенок не увидит в «Курочке Рябе» сакральность мироздания, где малое может стать великим, а мышка способна сыграть роль Брахмы, разбив Великое Яйцо, — то хотя бы просто будет этот ребенок сопереживать терзаниям деда и бабки, а также увлеченно следить за сюжетом: «Бить или не бить — вот в чем вопрос!» Другое дело, что полезно находиться «внутри» культуры, обладать определенным багажом эрудиции и интеллекта, разбираться в знаковых аллюзиях. Ведь даже для того, чтобы догнать уходящий автобус, совсем не вредно обладать определенной физической подготовкой, — иначе есть риск запыхаться, споткнуться и в конце концов остаться на дороге. Как, читая «Графа Монте-Кристо», совсем не вредно однажды понять, что Монте-Кристо — это Гора Христова, иначе Голгофа, на которой восстал из мертвых Эдмон Дантес, обладатель богатств земных и знаток языков человеческих, преданный прокуратором Вильфором, умывшим руки, и близкими друзьями, восстал не к прощению, а к мести, которая сожгла его дотла… А вдруг авантюрно-приключенческий роман приобретет дополнительный смысл?

Вопрос: Вы одни из тех авторов, кто наиболее тактично и уважительно относится к читателям. И все-таки, какие качества в читателях более всего раздражают вас — а какие радуют?

— Радуют искренность, открытость, способность к диалогу (с книгой, не с нами!), эмоциональность, помноженная на интеллект, умение принять игру, внимательность и сопереживание.

Раздражает небрежность, торопливость, хамство, нежелание думать и чувствовать, самоуверенность и потребительское отношение к книге. Кажется, Лабрюйер сказал: «Книга — зеркало. Если в него заглянет баран, трудно надеяться, что наружу выглянет ангел».

Вопрос: Многие читатели в гостевой книге вашего сайта сетуют: Олди изменились, вот бы они написали что-нибудь в духе своих ранних вещей… Что вы сами думаете по поводу творчества писателя Генри Лайона Олди: какие существенные изменения в подходе к стилистике, к темам, к идеям произошли за более чем десять лет вашего соавторства?