Барон молчал. Он не мог оторвать взгляда от графа. Казалось, старика вот-вот хватит удар. Или начнется приступ падучей. На лбу выступили бисеринки пота, левое веко подергивалось, тело сотрясала мелкая дрожь. Однако Ривердейл справился. Создалось странное впечатление, что падучая действительно имела место, но граф подавил начинающийся приступ неимоверным усилием воли. Слышать о подобном умении барону не доводилось.
— Деточек наших убивать? Ни за что ни про что? Нет, не прощу…
Старуха перестала плакать. Единственный глаз Аглаи Вертенны буравил собравшихся, стараясь достать до нутра, до сердцевины.
— Сами найдем!
— Из-под земли достанем. И в землю закопаем.
— Я с вами.
Это все, что сказала Мария Форзац.
— А ты, светлость?
— Как же, светлость, один наш свет в окошке… — буркнула злобная карга. — Мы с края света едем, торопимся, а здесь такая шишка, при исполнении… И ехать никуда не надо. Нет, чтоб предупредить деток, осадить, образумить… светоч драный…
— Любезный Кош, дорогая Аглая, оставьте барона в покое. Он находится в двойственном положении. С одной стороны, его постигло несчастье, как и всех нас. С другой — он сотрудник Бдительного Приказа при исполнении. Независимо от личных симпатий, он обязан расценить наши самостоятельные действия как противозаконные. И принять соответствующие меры. Я прав, барон?
— Не совсем, граф. Вы были бы правы, если б не одно важное обстоятельство. Позвольте, я зачитаю вслух…
Конрад взял доставленный ликтором пакет и сломал печать.
Барон выдержал короткую паузу.
— Находясь в отпуске и отстраненный от дознания, в частном порядке, учитывая важность полученного всеми нами письма… — Конрад извлек из-за обшлага недочитанное послание и помахал им в воздухе.
— Так ты с нами, светлость?! Ну, тогда мы их, гадюк, точно… Нашла! Она меня нашла! Выследила! Светлость, спасай! Сожрет!
Едва не снеся барона с ног, детина опрометью ломанулся к камину и попытался забиться внутрь. К счастью, камин не топился. В дверях Черной залы, склонив лобастую голову набок, наблюдал за происходящим складчатый пес Марии Форзац.
Псу было скучно.
— Лю, место! Не бойтесь, он вас не тронет. Вы, надеюсь, не некроб?
Слово «некроб» смутило рыжего. Обер-квизитора — тоже. Однако переспрашивать никто не стал. Пока пес чинно шествовал к креслу хозяйки, демонстрируя полное безразличие к окружающим, Кош старательно вжимался в камин, согнувшись в три погибели. Сам же барон на минуту словно выпал из происходящего. Виной помрачению рассудка явилось злополучное письмо.
Последние строки, которые обер-квизитору лишь сейчас удалось прочесть.
«…Довожу до Вашего сведения, что Ваш племянник, вместе с другими квесторами сезона, был замечен в тайных встречах с членами Высшего Совета некромантов небезызвестного Чуриха. Думается, сие обстоятельство Вам надлежит знать.
С заверениями в глубочайшем к Вам почтении,
Некто».
Стройная версия о Черном Аспиде, чересчур прытком и не обремененном излишним уважением к «Пакту о нейтралитете», рассыпалась на глазах, как Башня Таинств под напором заклинаний Просперо Кольрауна. Но обломки уже шевелились, отращивали юркие ножки и бежали друг к дружке, складываясь в мозаику версии новой — где находилось место и прыткому Аспиду, и некромантам Чуриха, и порочащим связям квесторов…
— Доброго… утра? Дня? Мне хозяй… говорить: мне идти на вы. Сюда. Да?
В дверь бочком протиснулся незнакомый субъект, одетый под стать обстановке: во все черное, от мягких башмаков до широкополой шляпы. Реттийский язык был для гостя явно неродным. Конрад машинально принялся составлять словесный портрет: лицо одутловатое, ручки пухлые, глазки бегают. Вислые седые усы контрастируют с густыми темными бровищами, сросшимися над переносицей в одну линию. Мешковатый плащ-балахон скрывает телосложение. Возраст…
Под шестьдесят?
Старше?!
Тем временем иноземец в черном по стеночке, по стеночке, как паук, шустро отбежал в дальний угол залы. Где посрамил Коша, ухитрившись забиться в щель между камином и шкафчиком с посудой. Двигался гость так, будто ему жали ботинки, вынуждая мелко-мелко семенить. Когда он втиснулся в свое новое убежище, ладонь правой руки незнакомца, вцепившись в каминный барельеф, киселем растеклась по лепнине, заполняя собой малейшее углубление.
— Не соблаговолите ли представиться? — быть может, излишне резко обратился Конрад к пришельцу.