— В свой счастливый час я сочинил музыку на это стихотворение, — добавил Эрнст.
— Вы не дадите мне ноты как-нибудь потом?
— С удовольствием. У Фрица есть рукопись. Я ему скажу. А вот и он сам.
Фриц вошел в комнату.
— Добрый вечер, милая Элизабет. Ну, дети мои, вы уже немного познакомились?
— Хотел бы надеяться, — сказал Эрнст и улыбнулся.
— Весной люди знакомятся намного легче, чем в другое время года, — заметила Элизабет. — Весной все как-то задушевнее, ближе. Не так ли, дядя Фриц?
— Именно так, дитя мое. Причем по весне жизни — в еще большей степени, чем по ее осени. Ну вот. Для Элизабет у меня есть вишни, а для Эрнста — египетские папирусы. Устраивайтесь поудобнее.
Элизабет уютнее уселась в кресло и стала лакомиться вишнями.
— Ну же, Элизабет, какое прекрасное событие случилось у тебя сегодня? Нужно, чтобы каждый день, будь он даже серым и пасмурным, случалось что-нибудь прекрасное. Вечером я часто спрашиваю себя: что прекрасного было у тебя сегодня? И должен заметить: каким бы тягостным ни был день, все же маленький солнечный зайчик всегда показывается. Так что давайте начну с себя. Сегодняшний день принес мне большую радость: приехал мой Эрнст!
— Мой дорогой, мой хороший… — растроганно откликнулся Эрнст и пожал ему руку.
— Теперь твоя очередь, Элизабет.
— Было кое-что. Но самое прекрасное случилось нынче вечером на городском валу у Господского пруда. Я уже собиралась идти к тебе. Вечернее солнце сказочно мерцало сквозь кроны старых лип. Все кругом словно замерло. В реке отражался начинающийся закат, и легкий ветерок ласково тронул ветви деревьев. Было так красиво, что я едва удержалась от слез. О, и еще кое-что случилось! У самого конца вала я остановилась, чтобы бросить взгляд на весеннюю нежную зелень. Тут прямо передо мной на ветке уселась прелестная маленькая птичка, поглядела на меня черными бусинками глаз, покрутила головкой во все стороны и защебетала. Да, и еще кое-что! Навстречу мне попалась пожилая женщина с изможденным морщинистым лицом, которая вела за руку бледного малыша. Тот нес в кулачке несколько цветов. Вдруг он воскликнул: «Смотри, мамочка, какие красивые цветы!» — и протянул их матери. И женщина, озаренная багрянцем заката, улыбнулась… Улыбнулась! Ах, дядя Фриц, что это была за улыбка! О, теперь я больше узнала о жизни… Намного больше. Мир все же прекрасен!
Элизабет даже молитвенно сложила руки перед грудью.
Эрнст был просто околдован. Ему казалось, что в комнату к ним явился эльф или лесная фея — настолько эта девушка была сродни природе. Словно большой ребенок, совершенно не тронутый сомнениями и тяжкими мыслями о причинности и необходимости. Идеально чистое создание, всей душой ощущающее природу, — доброта мира, воплощенная в одном человеке.
— А теперь ты, Эрнст, — сказал Фриц.