Приют Одиннадцати

Манфред стал подниматься с южной стороны, оставив западный склон для Зигфрида. В тот момент, когда Лист зацепился за верхний край площадки, тучи доползли до вершины пика и закрыли солнце. Обходя рампу с левой стороны, Манфред посмотрел наверх, но русского не увидел. Скорее всего, тот уходит от него по полке к западу. Зигфрид, которому достался более труднопроходимый участок, немного отстал, и рассчитывать на его помощь уже не приходилось.

Ещё несколько шагов, и полка резко сужалась. Манфред двинулся вдоль отвесного участка, как можно плотнее прижимаясь к скале. В этот момент небо прорвало, и повалил крупный снег.

Голос Ракеша заставил Манфреда очнуться. Он несколько раз зажмурился, почти мгновенно вернулся к реальности.

Судя по всему, индус даже не заметил, что Лист на время отключился. Трудно сказать, сколько он отсутствовал. Возможно, здесь и там время течёт по-разному, и когда в воспоминаниях проходит несколько дней, то для настоящего мира это всего один миг.

Ракеш заверил Листа, что после Франции все вопросы должны отпасть сами собой. Он рассказал о том, что ему было известно о Нюрнбергском процессе и о показаниях Вольфрама Зиверса в частности. Руководитель Аненербе признался, что был осведомлён о коллекции доктора Хирта в Анатомическом институте Страсбурга. Но кроме всего прочего, обмолвился о работе, которой занимался Август, вернее, о результатах этой работы. Допрос вёл Джонс, представитель обвинения от Великобритании. Как только Вольфрам заикнулся о лечении рака, председатель тут же объявил перерыв.

— Хирту удалось добиться потрясающих результатов! Сначала он проводил опыты на животных, а затем и на людях. Результат был на удивление стабилен — сто процентов из ста.

— Для чего вы мне всё это рассказываете? Я не медик, вы же знаете…

Ракеш был настолько увлечён, что пропустил мимо ушей вопрос Манфреда.

— Хирт использовал давно известную методику лечения, а именно — люминесцентную микроскопию. В своё время некто Роял Райф, американец, пытался таким же образом лечить опухоли.

Манфред с удивлением посмотрел на индуса. Определённо, Ракеша несло. Он был полностью поглощён историческими перипетиями борьбы с раком. Похоже, что Лист и вся связанная с ним история отошли на второй план, стали менее значимыми.

— Причём тут американцы?

— Выслушайте. Прямого отношения к делу это не имеет, но поможет вам осознать всю значимость сегодняшней ситуации…

Ого! Уже теплее. Лист решил больше не перебивать и дослушать рассказ до конца. Вполне возможно, что воодушевлённый индус сболтнет лишнего, а сейчас это только на руку.

— Так и быть, рассказывайте, что там дальше, — Манфред показал полную незаинтересованность, даже зевнул в кулак для убедительности.

— Это было ещё в тридцать четвёртом, в Южной Калифорнии. В госпитале Пасадены. Райф назначил специальный курс лечения онкологическим пациентам с конечной стадией рака. Обречённым больным, чтоб вам было понятней. А через три месяца провели обследование. Почти восемьдесят процентов больных были здоровы. Ещё десять излечились в течение трёх последующих недель. А в тридцать девятом случилось нечто странное. Все те, кто работал в Пасадене, сказали, что знать не знают ни о каком Райфе… И тем более о его методе. Потом начались аресты, один за другим. Райфа обвинили в том, что он работает, не имея лицензии. Клиника была закрыта, потом разграблена. Не осталось ни одного сконструированного Райфом микроскопа. Компанию "Хойленд", которая производила инструменты для Райфа, обанкротили и закрыли ещё до войны. В общем, довольно тёмная история…

— Не понимаю, какое отношение это имеет ко мне?

— Непосредственное!

Воодушевление Ракеша зашкаливало, и на этот раз Лист решил ему подыграть, постарался придать голосу взволнованности.

— Неужели?

— Заинтересовались? — Ракеш радостно посмотрел на Манфреда. — Если вы хотите узнать больше, придётся вам прогуляться со мной по Страсбургу.

— Помогите мне, Ракеш. Скажите, что именно вы ищете, и мы сэкономим время.

Улыбка тут же пропала с лица индуса. Это было опрометчиво, и Манфред слишком поздно понял, что совершил ошибку. Теперь из Ракеша и слова не вытянешь, будет юлить и изворачиваться до самой посадки.

До окончания полёта оставалось чуть меньше часа. Лист закрыл глаза и постарался уснуть.