Приют святой Люсии для девочек, воспитанных волками

Ходили слухи, будто девочек-волков, которые не смогли стать цивилизованными, отправляют назад в исчезающие леса. Мы часто обсуждали это перед сном, пугая друг друга рассказами о потерянном рае. Это был позор и катастрофа, на которую мы втайне надеялись, лежа на жестких кроватях и задаваясь вопросом: «А что будет со мной?»

В этот период мы часто предавались мечтам. Даже Жанетта. Иногда я видела, как она задумчиво смотрит в лес. Если кто-нибудь возвращал ее к действительности, она яростно бросалась на обидчика, моментально забывая о человеческих манерах. Такой она нравилась нам больше – наша прежняя кусачая сестра.

В школе нам постоянно показывали слайды о святом Франциске Ассизском. Монахини раздавали нам мешочки с хлебом. Они никогда не говорили, что это проверка, и только гораздо позднее я поняла, что мы находились под строгим контролем.

– Идите покормите уток, – распоряжались они. – Проявляйте милосердие к Божьим созданиям.

«Не ставьте меня в пару с Мирабеллой, – мысленно молилась я. – С кем угодно, но не с ней».

– Клодетта, почему бы вам с Мирабеллой не пойти вместе? – сияя улыбкой, предложила сестра Жозефина.

– Хххоррошоспасибо, – отвечала я.

Я долго училась говорить. Сначала мне приходилось все переводить с волчьего на человеческий. Это было нечестно. Они знали, что Мирабелла до сих пор не умеет делать шарики из хлеба. Она даже не научилась развязывать мешочки. Мирабелла ела птиц и даже не пыталась подавить в себе желание убивать. И кто будет виноват, если на наших воротничках появятся пятна утиной крови? Кто получит штрафные баллы? Нетрудно догадаться.

Как только мы вышли за ворота, я выхватила у Мирабеллы хлеб и побежала к пруду. Мирабелла припустилась вслед за мной. Она решила, что это игра.

– Стой, – прорычала я.

Я помчалась быстрее, но на стадии 2 еще не очень твердо держишься на двух ногах, и я упала на кучу листьев. Подбежав, моя сестра оседлала меня, издав при этом наш старый боевой клич. Она попыталась вырвать у меня хлеб, но я извернулась и зарычала, прижав к голове уши. Потом укусила ее за плечо, раз и другой – единственный язык, который Мирабелла понимала. Используя свои новые навыки, я стала кидать в нее землей и камнями.

– Убирайся! – завопила я, когда сестра трусливо скрылась за деревьями. – Иди отсюда! Убирайся!

Позднее Мирабеллу обнаружили на реке, где она пыталась задушить дикую утку четками. А я отправилась на озеро и сидела там несколько часов в высоком рогозе, забрасывая в рот куски хлеба.

Не знаю, что они там сделали с Мирабеллой. Меня они отделили от остальных и заставили смотреть новые слайды. На них были снимки бывших девочек-волков, которые не смогли пройти перевоспитание. Длинноволосые женщины с печальными глазами, плетущиеся за своей бывшей стаей в белых теннисных туфлях и складчатых юбках-брюках. Служащая в банке с поплывшим гримом, поедающая сырой бифштекс на квитанциях под презрительными взглядами коллег. Наши родители. На последнем слайде была написана главная заповедь приюта святой Люсии: «Ты хочешь, чтобы тебя сторонились и те и другие?»

После этого я почти не общалась с Мирабеллой. Однажды вечером она подошла ко мне и, громко скуля, протянула руку. Она была вся в занозах. Я сразу сообразила, чего хочет Мирабелла, потому что еще понимала наш язык, хотя читала уже как в пятом классе и даже осилила половину «Белого клыка» Джека Лондона.

– Сама зализывай свои раны, – дружелюбно посоветовала я.

Так отвечать велели нам монахини, поскольку в приличном обществе зализывать раны было не принято. Люди здесь придерживаются довольно странного этикета. И все же, глядя на Мирабеллу – она насупила брови и сжала кулаки, похожие на маленьких белых дикобразов, – я почувствовала жалость. «И как только люди могут так жить?» – подумала я. И мысленно поздравила себя. Эта мысль свидетельствовала о переходе на стадию 3.

Стадия 3. Обычно воспитанники, начавшие жить в новых незнакомых условиях, подходят к рубежу, на котором отвергают чуждую им культуру и удивляются, как люди могут так жить. Ваши подопечные могут считать, что их собственная культура и обычаи далеко превосходят те, что существуют у людей.

У монахинь Мирабелла тоже вызывала беспокойство. Но чтобы исправить ошибку, нужно сначала признать ее. А Мирабелла стаскивала свой клетчатый джемпер на глазах у посетившего нас кардинала. Вступала в схватку с енотом под обеденным столом, за которым мы благовоспитанно поедали борщ и горох. Плюхалась животом в компостную кучу.

– Вы должны лучше работать, – донеслось однажды вечером из комнаты для молитвенных собраний.

Мы остановились под окном и заглянули внутрь.

– Разве Мирабелла старается заработать очки, очищая от скорлупы грецкие орехи и полируя фигуры святых? – вопрошала сестра Жозефина. – Нет. Может ли Мирабелла хотя бы произнести «грецкий орех»? Нет. Может ли она вообще что-нибудь произнести, кроме греховного «Ррр-нга!», когда трется о трубы органа? Нет.

Воцарилось долгое молчание.

– Надо что-то делать, – наконец произнесла сестра Игнасия.