«Приют утопленников»

В четверг молодые люди выехали на машине якобы на прогулку по окрестностям, а через несколько часов в эту машину, стоявшую с потушенными фарами на обочине шоссе в семистах метрах от гостиницы, врезался грузовик. Шофер и судовщик утверждают, что слышали в темноте крики о помощи.

Никаких следов Жана Вербуа, девушки. С утра местная жандармерия вела розыски по всей округе, но нигде их не обнаружила. Ни на станциях, ни на фермах, ни в других гостиницах, ни на дорогах не встретили никого, кто подходил бы по приметам.

Труп, найденный в багажнике, принадлежал женщине лет сорока пяти – пятидесяти, холеной и изящно одетой.

Судебно-медицинский эксперт подтвердил слова случайного врача, что женщина была убита в понедельник с помощью бритвы.

Кроме того, хотя с меньшей уверенностью, эксперт предположил, что труп затолкали в багажник лишь через несколько часов после смерти.

Следовательно, когда молодая пара приехала в гостиницу, в багажнике их машины уже находилось мертвое тело.

Знал ли об этом Вербуа?

Знала ли об этом его юная спутница?

Каким образом их машина с потушенными огнями оказалась в восемь вечера на краю дороги?

Остановились ли они из-за какой-нибудь поломки, с которой водитель-новичок не сумел справиться?

Кто находился в машине в момент столкновения?

Кто звал ночью на помощь?

Капитан жандармерии проявлял необычайный светский такт и не тревожил Мегрэ во время допросов, стараясь собрать со своими помощниками как можно больше различных сведений.

Десять плоскодонок сновали по Луэну, прочесывая дно длинными крючьями. Люди с баграми топтались в воде у самого берега, другие осматривали шлюзы.

Журналисты вели себя в гостинице, словно на завоеванной территории, бесцеремонно хозяйничали там, наполняя дом толкотней и шумом.

«Прекрасная Тереза» отплыла к набережной Турнель с грузом черепицы, а Жозеф Лекуэн, равнодушный ко всей этой суетне, с философским спокойствием наслаждался непредвиденным оплаченным отдыхом.

Газетные заголовки становились все более жирными и все более сенсационными. Рекорд поставил репортер, написавший:

«Двое юных влюбленных возят в багажнике труп».

Затем шло курсивом:

«Мутные волны Луэна поглотили преступников и их жертву».

То был самый неприятный период расследования. Мегрэ был ожесточен и ни с кем не разговаривал, только сердито ворчал в ответ, пил пиво и курил свою трубку, расхаживая взад и вперед по комнате, точно медведь в клетке. В этот начальный неопределенный период поступающие сведения словно противоречат друг другу, и тщетно ищешь среди всей массы фактов путеводную нить, на каждом шагу боишься впасть в ошибку и пойти по ложному следу.

В довершение несчастья гостиница плохо отапливалась, тут было центральное отопление, что для зябкого Мегрэ было сущим наказанием. Готовили здесь скверно, да еще повариха разбавляла соус, чтобы удовлетворить растущий спрос.

– Надеюсь, вы меня извините за то, что я вам скажу, комиссар…

С тонкой улыбкой капитан Пийман подсел к Мегрэ, угрюмому и мрачному, как само ненастье.

– Я знаю, вы на меня сердиты. Но я просто счастлив, что мне удалось вас задержать: я начинаю думать, что этот столь заурядный поначалу дорожный инцидент постепенно становится одним из самых таинственных дел, какие только можно себе представить.

Вместо ответа Мегрэ положил себе в тарелку картофельного салата, сардин и свеклы – обычную закуску плохих ресторанов.

– Когда мы узнаем, кто эта красивая влюбленная девушка…

К двери гостиницы подкатила большая машина, забрызганная грязью. Шофер в ливрее открыл дверцу седеющему мужчине, который инстинктивно отшатнулся от фотографов, на всякий случай целивших на него свои аппараты.

– Глядите! – тихо произнес Мегрэ. – Держу пари, что это ее отец!

Комиссар не ошибся, однако напрасно он опасался тягостной сцены. Нотариус Ла Поммерэ держался с замечательной выдержкой и достоинством. Он умело и уверенно уклонился от осаждавших его журналистов и последовал за Мегрэ в маленькую гостиную.

– Жермен Ла Поммерэ, нотариус из Версаля, – представился он.

И профессия его, и город, где он жил, как нельзя более подходили к его высокой породистой фигуре, матовой коже и спокойным чертам лица, которые лишь чуть дрогнули, когда он, опустив взгляд, спросил:

– Вы нашли ее?

– Я вынужден, – со вздохом сказал Мегрэ, – задать вам несколько вполне определенных вопросов, за которые заранее прошу меня извинить.

Нотариус сделал жест, означавший: «Ну что ж, ничего не поделаешь…»

– Прежде всего, можете ли вы мне сказать, как вы пришли к мысли, что ваша дочь могла быть замешана в этой истории?