— На Валентине, хоть завтра бы женился, — я перевернулся спиной кверху, на мысли о Вале мой организм отреагировал весьма наглядно, — так она приписная, я не хочу видеть своих будущих детей крепостными. Чтобы её освободить, надо чуть ли не в Петербург запрос отправлять, это на год или два затянется.
— Подумаешь, дела, — Палыч приоткрыл дверь в баню, чтобы немного отдышаться, — купи её у Алимова и дай вольную.
— Где я триста рублей возьму, сам знаешь наше аховое положение. Нам бы налоги проплатить, чтобы в долговую яму не сесть весной.
— Да, тут сплошная засада, даже продажа всех наших трофеев не выручит. Жди весны, возвращения Вовки, может, он в долг даст. Хотя, вряд ли, из Питера он вернётся гол, как сокол, все деньги наверняка в Никитин завод вложит.
Наш разговор оказался в тему, утром следующего дня, аккурат на Крещенье, в контору нашего завода явились неожиданные гости. Двадцать два вогула, под предводительством наших старых знакомых Пахома и Егора, пришли проситься на учёбу, обучению рукопашному бою и стрельбе из ружей. Да не просто пришли проситься, принесли с собой плату за обучение, целый ворох шкур, среди которых оказались шесть собольих и пять куньих, не считая беличьих и песцовых. Палыч сориентировался первым,
— Вот тебе, Викторыч, и свадьба твоя, — любовно разгладил он мех на шкурке, — тут, полагаю, на всю семью твоей Валентины хватит, чтобы родные не завидовали.
Егор с Пахомом обстоятельно рассказали, что их словам о нашем умении драться голыми руками никто в роду не поверил. Однако, наши подаренные ножи и то, что мы выручили попавших в трудное положение парней, старейшины оценили. Они разрешили передать в знак благодарности нам три собольих шкурки, так оценили жизни молодых вогулов. Остальные меха парни собирали сами почти год, агитируя сторонников обучения у «люча» умению драться без оружия. Желающих к осени набралось едва не полсотни парней, но, старейшины наложили запрет на уход из селений такого количества молодёжи. Договорились, что от каждого селения отправятся не больше двух человек к люча, летом все должны вернуться и рассказать, как идёт обучение. В конце нашей беседы оба агитатора признались, что решающим аргументом для набора на обучение послужили рассказы о невиданном огнестрельном оружии, стреляющем так же часто, как лук. Старейшинам такую ересь парни предусмотрительно не говорили, иначе прослыли бы лжецами. Многие поколения вогулов выживали потому, что успевали отбиваться стрелами от врагов, как правило, русских, вооружённых пищалями и фузеями, и уйти в леса. Если русские, то есть люча, вооружатся скорострельными ружьями, лесным охотникам не найдётся места, где спрятаться от грабителей.
Тогда правительственные войска, демидовские отряды и все, кому не лень, будут безнаказанно грабить вогулов, отбирать у них женщин и добытую пушнину. А все попытки выставить защиту из лучников, пока род уходит в лес, будут легко подавлены. Парни, пришедшие на учёбу ко мне, реально оценивали возможности выживания своего племени. С севера угроза набегов чукчей, сильных и опытных воинов, отбиравших добычу и женщин. Закованным в железные латы, чукчам не страшны стрелы вогульских охотничьих луков. Единственной возможностью спастись от набегов с севера становилось переселение ближе к люча, принятие крещения и выплата дани русским. Но, вблизи русских селений мало добычи, охотники вынуждены уходить одни далеко в тайгу, где их грабили те же русские и убивали чукотские отряды. Ассимиляция лесных жителей шла тяжело, в первую очередь из-за невозможности перейти на крестьянский образ ведения хозяйства в Приуралье. Скудные почвы, холодный климат, отсутствие поддержки не способствовали переходу вогулов к оседлой жизни. Те из охотников, что рисковали податься в рабочие, погибали ещё быстрее, спивались или заболевали туберкулёзом, генетика, никуда не денешься. Большинство же родов, переселившихся к русским селениям, постепенно вымирали от голода и болезней, обираемые торговцами, попами и кабатчиками.