Прикамская попытка – 2

— Если потребуется моя помощь, пришлите человека с письмом в Таракановский завод, к Владимиру Кожевникову. Он мой близкий друг, я расскажу ему о нашей встрече, Неонила, — не обращая внимания на удивлённое лицо старицы, я отправился к своим ребятам.

Коней, увы, в разграбленном городе мы не нашли, потому добираться домой пришлось всем вместе, ещё два дня, по извилистому Камскому руслу. Ещё из Сарапула нам удалось связаться по радио с Палычем, потому на пристани нас встречали два десятка повозок и оба моих друга, соскучившиеся по новостям. Пока разгружали корабли, все путешественники уселись за огромные накрытые сытной едой столы. Многие настороженно пробовали блюда из картошки и свежих помидор, принюхивались к подсолнечному маслу. Радость встречи и простота отношений между нами заметно удивляла прибывших из столицы учителей. Самыми невозмутимыми оказались три морских волка, они даже картошку с помидорами восприняли равнодушно, приходилось и не такое пробовать. Всё, мы добрались домой, дальнейшее наше путешествие походило на прогулку.

Дома меня встретила полностью оправившаяся после родов Валентина и делающий первые шаги сынишка. Я честно признался Володе с Палычем, что беру отгул на три дня, отдался радостям семейной жизни. Но, август только начался, урожай, не вытоптанный отрядами восставших, надо было собрать. Учитывая скорое отправление на восток, новое строительство для наших учителей мы затевать не стали, обустроили их в палатках на берегу реки Сивы. Этот последний месяц в Таракановке остался для меня в памяти напряжённым трудом по производству гремучей ртути. Все наши запасы жидкого металла я спешил перевести в инициирующее вещество. Не только для нашего путешествия, но и для обещанных Никите припасов. Володя упаковывал станки и отбирал мастеров, отправлявшихся с нами на Восток. Палыч занимался продовольствием и размещением людей.

Все наши «старые» бойцы перевооружались на помповые ружья, обучаясь стрельбе из них. Новички поступали в подчинение опытным сержантам, беспощадно обучавшим их стрельбе из обычных «Луш». В результате не обходилось без несчастных случаев, огнестрельных ранений и просто прищемленных пальцев. К счастью, смертельных случаев не было, но трёх раненых учителей мы оставили в крепости, брать их трудную дорогу было опасно, в первую очередь для них самих. Я не преминул цинично заметить, что сибирской надбавки они на своё жалованье не получат, один простой оклад. Все раненые изъявили желание примкнуть к нам следующим караваном. Интересно, что неграмотные вогулы легче и быстрее освоили ружья и правила обращения с ними, чем наши грамотеи из столицы. Трёх капитанов я решил вооружить револьверами и помповиками, слишком многое зависело от их жизни и здоровья в наших планах.

В результате, вместе с рабочими, учителями, женщинами и подростками, вогулами из вновь прибывших, набралось почти шестьсот человек, вооружённых ружьями. Полторы сотни опытных бойцов с помповиками и револьверами шли дополнительно к десяти миномётным расчётам и двадцати шести артиллерийским расчётам. Миномётчики и пушкари были вооружены одними револьверами. Миномёты рассматривались нами оперативной поддержкой стрелков при нападениях крупных отрядов врага. Пушки с прицелами мы собирались использовать исключительно в крепостях и на кораблях. Главной задачей артиллеристов стала сохранность орудий и прицелов. Боеприпасы и нашу артиллерию грузили на самые проверенные фургоны, вместе с запчастями.

Буквально за неделю да нашего отправления вернулись парни с Алтая, удачно выполнили там все поставленные задачи. Завезли на базы бывших демидовских, а ныне казённых заводов продукты, боеприпасы и станки, договорившись об их охране до нашего прибытия, всего на полгода. К этому времени алтайские заводчики и управляющие обещали подготовить сотню повозок и привести на продажу табун лошадей, голов на четыреста. Несмотря на формальную передачу заводов в казну, Демидовы не прекращали контролировать свои бывшие заводы. Для управляющих и приказчиков зачастую желание Демидова стояло выше любых чиновничьих инструкций. Потому письмо с Урала восприняли не хуже императорского указа.