— Считай это поручением комитета, — тут же ответил Мясников. И, заметив, что Жихарев сел на свое место, продолжил: — Я думаю, что, помимо письменного заявления, текст которого мы с вами обсудили, необходимо в ближайшие две недели подготовить и провести в городе массовую демонстрацию протеста, а в разных районах и кварталах города — митинги. Это станет смотром революционных сил.
— За подготовку демонстрации надо взяться всем членам комитета, — заметил Кнорин. — Каждого из наших товарищей закрепим за конкретным заводом, фабрикой, мастерской.
— Правильно. — Мясников выждал, пока Михайлов откроет окно — в кабинете стало душно, — и говорил дальше: — Комитет принимает энергичные меры по укреплению партии. Вы уже знаете, что в городе созданы и начинают действовать районные комитеты большевиков, на заводах и фабриках увеличивается количество партийных ячеек. Мы можем на них опереться. У кого есть вопросы?
— У меня, — встал Онищук. — Насколько мне известно, губернский комиссариат учитывает возможность проведения в Минске массовой демонстрации. В ближайшие дни по всему городу будут расклеены воззвания партии кадетов, готовят большую группу агитаторов, которые должны отговаривать население от демонстрации под тем предлогом, что она может перейти в вооруженное столкновение. Разработан план травли большевиков в газетах. Кроме этого, они хотят, если демонстрация состоится, устроить ряд провокаций, в том числе вооруженных.
Мясников обеспокоенно посмотрел на Михайлова:
— Михаил Александрович, сможет ли одна милиция взять на себя ответственность за порядок и безопасность демонстрации?
— Мы принимаем меры. Ряды милиции пополняются. На всех крупных заводах и фабриках, в железнодорожных мастерских созданы рабочие дружины. Принято решение многие из них вооружить, чтобы они под руководством работников милиции обеспечили охрану колонн и митингов. Создаем несколько ударных отрядов для отпора вооруженным провокаторам. Думаю, мне удастся на следующей неделе освободить из-под ареста человек сто пятьдесят — двести солдат-большевиков. Считаю целесообразным не направлять их сразу во фронтовые части, а привлечь к участию в охране демонстрации.
На этом совещание закончилось. Вскоре в кабинете остались только Михайлов и Крылов.
— Извини, Антон Михайлович, — сказал Михайлов. — Я готов тебя выслушать, только сперва еще одно дело. — Он позвонил дежурному и попросил разыскать Гарбуза. — Вот теперь слушаю.
Крылов обстоятельно доложил о том, к чему пришли его работники в деле Антоновой. Михайлов, немного подумав, сказал:
— Несколько неэтичным выглядит то, что мы вынуждены обманывать эту даму. Но, как я понимаю, иного выхода нет. Когда вы намерены ее арестовать?
— Завтра, в момент встречи с нашими хлопцами.
— Хорошо, держи меня, Михалыч, в курсе. Сам видишь, руки не доходят.
— Не только вижу, — улыбнулся в пышные усы Крылов, — но и диву даюсь, как тебя на все это хватает.
Дверь бесшумно отворилась, и в кабинете появился Гарбуз.
— Звал, Михаил Александрович?
— Звал, — Михайлов сразу же приступил к делу. — Нам стало известно, что меньшевики и прочие сторонники войны до «победного конца» заслали в места, где содержатся арестованные солдаты, своих агитаторов. Надо проникнуть в тюрьму, в казармы — словом, куда только можно, и нейтрализовать их работу. Подумайте вдвоем, что можно сделать. У Иосифа на этот счет опыт есть, так что давайте, братцы, займитесь.
Возвратившись к себе, Крылов первым делом позвонил в третье отделение и переговорил с Шяштокасом. Речь шла о деталях предстоящей операции, а точнее — о том, как обставить завтрашний арест Антоновой.
Назавтра все было разыграно точно по плану. Шяштокас и Дмитриев по лицу приближающейся Антоновой видели, что она на седьмом небе от счастья. Подошла, поздоровалась с обоими за руку и оживленно заговорила:
— Спасибо, теперь я вижу, что вы — люди дела. Хочу немедленно с вами рассчитаться. — Она открыла свою сумочку. Шяштокас сделал вид, будто стряхивает пыль с брюк, и по этому сигналу из-за угла выехал легковой автомобиль. Остановился. Из него вышли мужчина и женщина. Мужчина сказал:
— Мы из милиции, прошу в автомобиль.
Женщина взяла растерявшуюся до немоты Антонову под руку и, слегка подталкивая, повела ее к автомобилю.
А спустя каких-нибудь десять минут Антон Михайлович Крылов уже начал допрос:
— Гражданка Антонова, мы располагаем неопровержимыми доказательствами вашей преступной деятельности. Речь идет об убийстве бывшей супруги Любомира Святославовича Антонова, его дочери и, наконец, о попытке убить его самого. Надеюсь, вы понимаете, что чистосердечное признание может отчасти облегчить вашу участь?
Антонова, как и ожидалось, не стала спешить с признанием. Она возмущенно воскликнула:
— Это произвол! Как вы смеете говорить мне такие вещи! Я требую прокурора, я немедленно обращусь к властям, в газеты! Как вы смеете так вести себя с женщиной, которую знает и уважает все общество?