Приказ обсуждению не подлежит

Бывший азербайджанский военный, который провел в «Магрибе» три месяца и чуть было не лишился кисти, оказался маленького роста и в профиль был похож на клоуна Карандаша. Его сразу предупредили, что он не должен задавать никаких вопросов, а только отвечать.

— Поначалу меня содержали в камере предварительного заключения. — Он показал помещение на плане и даже, как показалось Марку, обрадовался:

— Вот она, родная!

Западное крыло тюрьмы, отметил Сергей, справа от прохода, который ведет в следственный изолятор.

— Потом перевели в другую. Вообще крыло, которое граничит со следственным изолятором, можно назвать КПЗ. А тех, кто сидит «наглухо», то есть осужденных, размещают в северном крыле. Приговоренных к смертной казни содержат под особым контролем в камерах восточного крыла на первом этаже. Камеры очень маленькие, расположены по одну сторону отделения для смертников, где их казнят.

— Как проходили допросы?

— Как обычно. Выдергивают из камеры — и вперед.

Там любят допрашивать. Если что вспомнил — стучишь в дверь и просишься к дежурному следователю. Рожи у караульных сразу добреют.

— Ты сидел в одиночке?

— Там все первое время в одиночных отстойниках проводят. Потом распределяют по общим камерам.

— Ты был в восточном крыле?

— Слава богу, нет, — Карандаш разве что не перекрестился. — Бог миловал и в санчасти не побывать.

Осужденным за воровство — там их называют мисри-харами, буквально — «египтянин-вор» — прямо в санчасти под местным наркозом врачи ампутируют руки. Там же подписываются свидетельства. Через неделю, когда швы снимут, — домой.

— Рассказывай, куда тебя перевели из одиночки.

— Сюда, — показал на плане азербайджанец. — Тоже западное крыло, только окна выходят на южную башню, из них немного дорогу видно, часть парковки. А внутренняя дорога буквально под ногами. В основном машины и ездили под окнами моей камеры, потому что из ворот направо дорога ведет в тупик, упирается в восточную башню. Это я только сейчас сообразил, на план глядя.

Тут не написано, но восточная башня называется Хапеб, южная — Димешк. Центральные ворота тюрьмы — Джинкапуси, «Ворота джинов» то есть, а запасные — Чель-капуси, «Степные». — И продолжил:

— Южное крыло — тут, насколько я знаю, сидят политические. Этажом ниже — уголовники.

Бывший узник «Магриба» отвечал на вопросы долго, больше полутора часов. Когда Артемов отпустил «мисрихарами», Марк спросил:

— Ничего не известно о том, повезут ли наших спецназовцев на место преступления? Хорошо было бы, — продолжал он, — если бы они попросились дать дополнительные показания. Однажды я проделал такой фокус и меня вывезли из «Лефортово». Я показал, где спрятано оружие, и из этого же оружия пострелял сопровождающих.

— Неплохо было бы, — подтвердил Артемов. — Но то совсем другая операция.

Да, кивнул Сергей, другая.

20

Борович решил продемонстрировать нечто подобное показательному уроку, заодно перестраховаться и усилить давление на немку. Имея широкие связи среди грузинского военного руководства и зная контакт Марты с чеченскими боевиками, он вылетел в Грузию. Там он впервые встретился с человеком, который вел переговоры с главой «Ариадны» о выкупе Яна Баника. Это был образованный малый лет двадцати восьми. У него были русые волосы, прямой взгляд человека, который ничего не боится. Даже встречаться в открытую.

Встреча произошла на площади Руставели. Чеченец приехал на десятой модели «Жигулей». Открыв дверцу, он ждал человека, который в телефонном разговоре сообщил любопытные детали, касающиеся немецкого предпринимателя.

Поздоровавшись с ним за руку, генерал сел на переднее кресло и первым делом поинтересовался, есть ли в машине магнитола. Есть. «Кенвуд». И акустика ничего — с сабфувером.

— Услуга за услугу, — сказал генерал чеченцу. — Немцы не собираются вести с вами честные переговоры. Они готовятся к силовой акции. Намерены тренироваться на схожем объекте в Дагестане. Это достоверная информация.

— От кого она исходит? — спросил чеченец.

— От меня.

— А вы?..

— Я работаю в Минобороны.

Борович вставил в деку магнитолы кассету и нажал на кнопку. В салоне машины раздались голоса, и генерал в очередной раз пришел к выводу, что запись получилась очень качественной.