Приказ самому себе

— Я, знаешь, Зин, зачем пришла?.. Я ни за что бы не пришла. Но просто ужас! Просто ужас! Задачку ту, что Лидия Николаевна диктовала, я на листок записала. И представляешь: его нигде нет! Я так расстроилась!.. Дай переписать. Пока он искал тетрадь, Зойка прыгала по комнате от папиного охотничьего ружья к клетке с чижами, от нее — к модели парусника, от парусника — к аквариуму с рыбками. Нашумев, Зойка также стремительно исчезла.

— Зойка! Вернись! А задача? — крикнул вслед Зиновий.

— Не надо, Зин! — пританцовывая у калитки, смеялась Зойка. — Я вспомнила: листок в дневнике! За обложкой лежит! — и убежала.

Спустя полчаса тихо отворилась дверь, раздалось:

— Тук-Тук-Тук! Кто в тереме живет?!

Зиновий обернулся и вскочил. У порога, улыбаясь, стояла Саша:

— Зин, ты математику сделал?

— Сде-елал, — с трудом выдавил он.

— Так дай задачу, что Лидия Николаевна… Ну что ты на меня так смотришь? — смутилась она.

— Нет. Я ничего, — опустил глаза Зиновий.

— Спасибо, Зин. Я побежала, — заторопилась Саша и уже со двора крикнула — Смотри, не удирай! В школу вместе пойдем!

Обрадованный Зиновий все еще ходил по комнате, когда в дверь бочком протиснулся Женя:

— Здравствуй, Зин! Я это… знаешь, зачем пришел?

Знаю! — ухмыляясь, гаркнул Зиновий. — Ты пришел переписать условие задачи, которую диктовала Лидия Николаевна.

Правильно, — Женя растерянно топтался на пороге. — А откуда ты знаешь?… Так ты дашь?

— Дам! — перебил Зиновий. — По шее тебе дам за вранье!

— Странно… значит, это не оригинальное решение, — огорченно вздохнул Женя. — А я думал…

— Еще бы. Зойка и Саша уже приходили за условием. Понял? Они глянули друг другу в глаза и расхохотались…

Когда покончили с уроками, Зиновий спросил:

— Жень, ты помнишь картину „Гений Дзюдо“?

— Еще бы! Законная… Да ведь мы вместе смотрели.

— Вместе. Только без тебя я еще четыре раза смотрел.

— А зачем столько? Там же две серии!

— Надо было… Только никому ни звука!.. Понимаешь, я все смотрел, как они обезоруживают при нападении с ножом… Приемчик — во! Я тренировался… Знаешь, что? Возьми вот пенал и бей меня, будто это нож. А я буду обороняться. Ладно?

— Ладно, — нехотя, согласился Женя. — А зачем?

— „Зачем-зачем“ Ну, а если вдруг Сазон с ножом… Они отодвинули стулья и стали друг против друга. Зиновий без ничего, а Женя с трубочкой алюминиевого пенала в руке.

— Ну нападай, нападай! Бей меня ножом!

Женя замахнулся. Зиновий быстрым движением перехватил его руку у запястья, рванул в сторону и одновременно дал подножку. Женя громко ойкнул, выронил „нож“ и грохнулся на пол.

— Получилось! — радостно крикнул Зиновий и смолк: из-под очков друга катились слезы. — Женька!.. Неужели так больно?

Женя, придерживая руку, еле поднялся.

— Лапы, как железные… Ведь я не Сазон тебе… Дернул, балда, изо всей силы. Как я теперь писать буду?.. Огнем горит.

— Ну, прости! Я же не хотел. Я только чуть… — Зиновии обмотал руку Жени мокрым полотенцем, суетился вокруг него.

Перед тем как идти в школу, Зиновий попросил:

— Идем во двор. Я тебе покажу что-то.

— Опять дзюдо? — недоверчиво буркнул Женя.

— Что ты! Я тебя и трогать не буду, — успокоил Зиновий. Во дворе он показал на приставленную к дому лестницу:

— Я, чтоб не бояться, упражнение себе придумал. Зимой в су гроб прыгал. А теперь — на опилки. С половины прыгнешь?

— Что я, сумасшедший! — испугался Женя. — И ты не смей. Свернешь себе шею! Обалдел! Тут же метра три будет!

Но Зиновий уже кошкой взлетел по лестнице на крышу дома и, не раздумывая, прыгнул на кучу опилок, насыпанных у стены.

— Ну, Зинка! — восторженно выдохнул Женя, подбегая. — Я бы ни за что не прыгнул! — и тотчас рассердился — Так чего ты его боишься?!.. Я бы ему!.. Он бы сам от меня бегал!..

— Ладно, — буркнул Зиновий. — Собирайся. Сейчас Сашка нагрянет. Смотри, не проговорись.

Все свободное от уроков время Зиновий читал папину тетрадь Это не был дневник, но и не мемуары фронтового разведчика, кавалера ордена Славы трех степеней сержанта Ивана Углова. Нельзя назвать это и просто деловыми записками лучшего мастера судоремонтного завода „'Красные зори“ или заметками заместителя секретаря парткома о людях и делах завода.

Тут было все. Самое главное из того, что пережил, передумал. И о чем тревожился, мечтал, чем жил последние двадцать лет бывший солдат, старый кадровый рабочий, коммунист Иван Васильевич Углов. И все это: свой опыт, мысли, свою веру — он завещал сыну.

С той памятной новогодней ночи, когда мама передала Зиновию папину тетрадь, он бережно страницу за страницей читал записи. И дошел почти до половины. Но теперь он листал ее и вперед и назад, искал только то, что относится к войне… Где же еще, как не там, росли, закалялись в огне мужчины.

И вот… Что это? Строки подчеркнуты красным карандашом, будто предназначались специально для него. Неужели отец знал, что ему это потребуется… и нарочно подчеркнул?..