Приказано - спасти... (СИ)

"Что делать? Должен же быть какой-то выход? Так, не расслабляемся — пройдем немного вправо, авось там посуше". Расчет оправдался — в лес уходила узкая просека с тележной колеей. Извилистой полосой она вилась между деревьев и кустов, обходя топкие места. Тем не менее, в колеях поблескивали лужицы воды. Значит, и здесь почва была не слишком прочной.

"Вот она, та дорожка от брода. Видимо, ночью отряд ее просто не заметил. В ночном лесу вообще сложно дорогу найти, если не знать ее заранее. Командование отряда слишком положилось на рассказы разведчиков. А те глубоко в лес зайти не рискнули. Иначе, у отряда был бы шанс на прорыв".

Семен присел у корней большой сосны. Сырая одежда не грела и его начал колотить озноб. "А что делать мне? ЗиС — это не лошадь с телегой и не танк. Да и брод, чтоб его черти взяли… Так, здесь я ничего не высижу, нужно возвращаться. Да и Фира может с перепугу что-нибудь отколоть. Неопытный боец — страшная сила. Особенно для своих".

Обратный путь дался труднее, пришлось двигаться против течения, выгребая руками. Но Чекунов справился, хотя и вылез на берег тяжело дыша. Углубившись в кусты, тихонько свистнул. Спустя какое-то время послышался шорох, и из-за деревьев показалась красноармеец Дольская. При виде того, как она перебегает между кустами, низко пригнувшись и держа наперевес карабин, Семена разобрал смех. Который он, однако, успешно замаскировал под кашель.

— Ты что так долго? — первые слова Фиры явно отражали степень ее обеспокоенности.

— Нормально все. — успокаивающе махнул Семен. — Замерз только. Сейчас выжму одежу и пойдем. Только ты отвернись.

Отжимая поочередно гимнастерку, штаны, а затем и белье Семен пытался сообразить, что делать дальше. Тяжелым грузом неуверенности давило на сердце. Неужели всего его опыта войны и последующей мирной жизни не хватит, чтобы найти выход?

"Не пройти мне брод на ЗиСе. Не пройти. Закинуть трос на тот берег, петлей вокруг дерева? И потянуть другой машиной? Тоже не получится — берега крутые, а по броду двигаться нужно вдоль реки. И даже если и смогу пройти брод, остается грунтовая дорога по лесу. На тех колеях, что я видел, ЗиС сразу сядет на мосты. А лебедки на нем нет. Не придумали еще. Не пойдет так. Нужно другое решение"

Должно быть, он произнес последние слова вслух, так как из-за кустов отозвалась Фира:

— Что тут думать. Увезешь меня к раненым, и уходи. А я останусь с ранеными.

И тут Семен сорвался: бросив сырую гимнастерку, он выскочил в одних штанах и нательной рубахе. Схватил глупую девчонку руками за плечи, крепко сжал и раздельно произнес, глядя в испуганно расширившиеся глаза:

— Никто. Не. Останется. Здесь. Уйдем все. Или — никто. Поняла?

Сильно встряхнул:

— Поняла, я тебя спрашиваю?

Фира боязливо кивнула. Она явно испугалась чокнутого красноармейца. Чекунов выдохнул и медленно отпустил зажатую в кулаках ткань Фириного бушлата. Повернулся и пошел обратно в кусты. Сухая трава неприятно колола босые ноги.

— Малахольный — донеслось ему в спину. Но он не стал оборачиваться.

"Трусом, наверное, считает. Пусть. Она еще не понимает, что мало героически умереть. Главное выполнить свое задание. А это гораздо труднее, чем просто погибнуть. Потому что пока не выполнен приказ — умереть не имеешь права. Иначе — ты не справился, и из-за тебя погибнут те, кого ты должен был защитить… И пусть мне никто не отдавал такого приказа. Я отдал его себе сам. Приказано — спасти…"

Чекунов застегивал ремень с подсумками, когда на его рукав неуверенно легла узкая ладонь.

— Семен, прости. Я, наверное, глупость сказала. Неужели ты и вправду хочешь вывезти раненых?

Он молча кивнул и двинулся вперед.

Шагая вперед красноармеец продолжал размышлять:

"И все же, откуда они брались, такие девушки? Вытаскивавшие раненых под обстрелом, сутками стоявшие у операционных столов, готовые остаться на верную гибель. И куда они исчезли потом? Или не исчезли? Просто, растворились в толпе, когда доблестью стало добыть, урвать любой ценой? Наверное, такие люди стали не нужны. Что там, они стали мешать жить другим. Мешать тем, кто не хотел вспоминать что такое "честь" и "правда". А "справедливость" понимавшие только по отношению к себе, любимым".

Споткнувшись о сучок, красноармеец чертыхнулся и поймал себя на том, что уже спорит сам с собой:

— Однако, что-то ты Семен совсем умными словами заговорил. Прямо хвилософ, да и только. Или и тогда, на войне, ты также лозунгами разговаривал?

— Нет, тогда мы об этом и не думали. Мы верили, что нужно победить — а дальше будет лучшая жизнь.

— И что помешало?

— Не знаю. Наверно, потом мы слишком быстро забыли цену Победы. Разменяли ее на пустое славословие. И для следующего поколения эта война стала страницей в учебнике истории. А теперь, говорят, и страница исчезла… Наверное в этом есть и наша вина. Мы слишком хотели, чтобы наши дети жили лучше нас. А наши внуки принимали это уже как должное".

— Семен, постой! Да погоди же! — голос Фиры заставил Чекунова умерить шаг. Запыхавшаяся девушка догнала его уже возле первых машин на просеке.