Приказчик без головы

– Однако вынужден вас огорчить: в то злополучное воскресенье, о котором идет речь, княгиня Тарусова выполняла мое задание по выявлению группы опасных бомбистов-нигилистов. С этой целью она переоделась крестьянкой и направилась, как вы уже знаете, в съезжий дом Литейной части, где неожиданно была задержана. Не имея полномочий открыть свою личность, княгиня назвалась женой одного из заключенных. Верно рассказываю, Александра Ильинична?

От неожиданности княгиня скорчила неописуемую гримасу, расценить которую можно было и утверждением, и отрицанием, и даже симптомом слабоумия.

– Ну что, Будницкий? Теперь ясно, какую операцию сорвали ваши безмозглые коллеги?

Будницкому ясно было одно: завалиться с княгиней Тарусовой в нумера ему не суждено. Однако понимающе кивнул.

Раздуваев-Сеньков продолжил:

– До завершения операции по обезвреживанию бомбистов-нигилистов все мною сказанное является государственной тайной. Вам ясно, Будницкий?

– Да! – кратко ответил штабс-капитан, решив сегодня же навести справки об этом Сенькове-Раздуваеве. Нет, не так – Раздуваеве-Сенькове.

– Если вдруг проболтаетесь, службу продолжите на Чукотке. И никакой дядя вас не спасет.

У штабс-капитана задергался глаз. Этот Раздуваев-Сеньков что, ясновидящий? Да ну его к бесу! Лучше и вправду все позабыть.

– Все, штабс-капитан, – свернул разговор титулярный советник. – Я вас более не задерживаю!

Будницкий на всякий случай козырнул мастеровому и опрометью кинулся к коляске.

Раздуваев-Сеньков подошел к Сашеньке. Та поприветствовала его с ехидцей:

– И снова здравствуйте, господин мастеровой! Только, оказывается, вы не стеариновых, а заплечных дел мастер.

К благодарности за спасение примешивалось раздражение, понятное всякому, кто обнаруживал интерес к себе тайной полиции.

– Позвольте, я вас провожу?

– Не позволю!

Раздуваев-Сеньков широко улыбнулся:

– Не боитесь? Вдруг за углом вас еще кто-то поджидает?

Бывший Ципцин сунул ей локоток. Пришлось взять его под руку, а то ведь не отстанет! Да и выяснить надо, что Третьему отделению от нее понадобилось. Они двинулись по Малому проспекту.

– Дмитрий Данилович знает о вашем расследовании?

– Нет, – смутилась Сашенька. – Честное слово – нет. Он бы не позволил!

– Верю, – сказал Юрий Петрович. – Что ж, восхищен, Александра Ильинична! Вашей самоотверженной любовью восхищен, смелостью, умом, решительностью. Вдобавок вы и на язычок остры. Мечта, а не женщина! Искренне завидую вашему мужу.

– Ну слава богу! А то я уже забеспокоилась, вдруг и вы в нумера позовете!

– Что? Что-о-о? – Раздуваев-Сеньков обернулся вослед Будницкому. Но тот вместе с пролеткой уже испарился с горизонта. – Жаль, не знал. Каков негодяй! Однако кое в чем штабс-капитан прав. Ваша игра в барышню-крестьянку может дорого обойтись Дмитрию Даниловичу. Не думали об этом?

– Вы разве не заметили? Будницкий в стельку пьян! Уверяю вас, я никогда не бывала в сыскной полиции. И Крутилина сегодня первый раз в жизни увидела, – вдохновенно импровизировала Сашенька.

– Очную ставку с ним желаете?

Пришлось прикусить губу.

– Тогда перейдем к делу, – улыбнулся Раздуваев-Сеньков. – Этой весной мы лишились осведомителя в вашей семье.

Княгиня возмутилась:

– И вы так вот спокойно, цинично признаетесь, что шпионите за моим мужем?

– Шпионят, Александра Ильинична, шпионы. Вдали от Родины, ежесекундно рискуя жизнью. А мы – негласно наблюдаем! И хочу напомнить, что это наблюдение позавчера спасло вам жизнь, а сегодня честь.

Позднее, много раз прокручивая в уме этот разговор, Сашенька буквально на каждую реплику, на каждое слово Раздуваева-Сенькова нашла разящий ответ. Но, видимо, жандармов специально учат обволакивать словами, путать, запугивать, лишать воли, ломать через колено, дабы превратить нас в слепое, лишенное чести орудие.

Ругала себя Сашенька за этот разговор!

– Вы лишили Дмитрия любимого дела…

– Не передергивайте – не мы. Он сам! Дмитрий Данилович вступил в тайную переписку с господином Герценом и не раз публиковался в «Колоколе». Под псевдонимом, конечно. Не знали?

– Нет… – с ужасом прошептала Сашенька.

– Вот видите! Муж с вами не откровенен. Он вам не доверяет! А может, просто откровенничает с другой?

– Замолчите! Он, верно, хотел оградить меня…

– Да, конечно, князь замечательный человек. Поэтому мы искренне хотели Дмитрию Даниловичу помочь. Его верные друзья много раз пытались объяснить ему, на чью, собственно, мельницу льет он воду. Однако князь до сих пор упорствует в своих заблуждениях.

– Вы хотите сказать, в убеждениях?