Приход № 1 (декабрь 2013). Введение во Храм

Культура

Под светом слова

Олеся Николаева – известный поэт, прозаик и эссеист – родилась в Москве в день рождения Пушкина – 6 июня 1955 года. Она автор шести поэтических книг, нескольких книг прозы, многочисленных статей и эссе по православной этике и эстетике, лауреат премий Бориса Пастернака (2002), «Anthologia» (2004), «Поэт» (2006).

Как пишет Олеся Николаева в своей автобиографии, когда ей испольнилось семь лет, отец взял ее с собой в командировку в Ленинград. «Там, в Эрмитаже и в Исаакиевском Соборе, я узнала об Иисусе Христе и среди картин итальянских и испанских живописцев уверовала в Него как в пришедшего во плоти Бога».

Однако настоящее обращение к вере произошло у Николаевой позже, в 80-х. «…Мы с мужем, – вспоминает она, – попали в Ракитное – Пустыньку великого старца о. Серафима Тяпочкина – прозорливца и чудотворца, и это переменило нашу жизнь: мы покрестились, обвенчались, стали ходить в церковь, ездить по монастырям, где у нас появилось много друзей среди монахов и священнослужителей, которые очень помогали нам получить церковное образование». В начале 90-х ее муж Владимир Вигилянский был рукоположен в священники, и Николаева оказалась единственной матушкой среди больших русских поэтов.

В последние годы в современной поэзии интересные плоды приносит совмещение элементов стихов и прозы. Творчество Олеси Николаевой – не исключение. Ее прозаические произведения критика часто определяет как романы в стихах. А ее стихи роднит с прозой «расшатанный», свободный ритм и наличие сюжета, эпической канвы. Она часто рассказывает истории, сила которых – в их непосредственности, простоте. И в том, что нравственный заряд ее текстов лишен дидактики. Тем больше его воздействие на читателя.

Вадим Муратханов, Электроугли Олеся Николаева Меж «там» и «тут» Заплачка

Не взлюбила свекровь невестку-хохлушку,

Ой, не взлюбила!

Бросала ей в суп колдовскую мушку,

Заговоренным пойлом поила.

Клала молодке иглу в подушку, змейку в одежку,

Бросала ловчую сетку,

Насылала черную кошку,

Черную метку.

Ой, травила свекровь невестку – не дотравила,

Ой, сама проглотила мушку,

Ой, на змейку босой ногой наступила,

Укололася, упав на подушку!

Ой, кричит свекровка, кричит невестка, —

Надрываются!

И обеим с неба летит повестка:

На небесный суд они вызываются.

– Чем тебе не угодила моя хохлушка? —

На суде спрашивают.

– Так проста ведь, Господи, как полушка, —

Отвечает, а ноги ее подкашивают.

– А тебе, невестка, свекровка что ж не по нраву?

– Так зажилась, старая, заедает!

А сама ногу леву на ногу праву

Закидывает, крендельком сплетает.

Ну и присуждают им друг друга не хаять

И, пока не полюбят друг дружку, жить кучно.

А не то, говорят, – вечность будете маять

Неразлучно.

И тогда невестка давай холить свекровку,

А свекровь ублажать детинку,

Та этой конфетку дает «коровку»,

Эта той – с люрексом газовую косынку.

А внутри-то у них при этом слова, что жабы,

Ядовитая плещется там водица.

Но им с неба: э, нет, мол, бабы!

Бабы, так не годится!

И тогда невестка свекрови – сироп улыбки,

А свекровь невестке – речи из шелка,

А в глазах – железные ледяные рыбки,

А в сердцах – бессильная ярость волка.

Но опять им: «Вам, непослушным глинам,

Объяснять ли грозами да громами?»

Тут взмолились обе: «Господи, помоги нам!

Тошно нам! Ну, не можем сами!»

На колени падают богомолки,

Только чуют – батюшки, затихают

В глубине души эти жабы и эти волки,

Солнце встало, цветики расцветают.

«Ну, теперь-то можно и расставаться! —

Говорят им с неба. – Ваши прошли печали!»

А они, – ну, плакать, ну, целоваться,

Ну, просить, чтоб теперь-то не разлучали!

Повторяют им строго: «Прощайтесь! Полночь пробило!»

А они обнялись, прильнув друг к другу упрямо.

Ой, и вправду свекровь невестку ту – полюбила!

А невестка ей: «Мама! Мама!»

* * *

Жизнь поучительна: подножка за подножку

И зуб за зуб.

А кто живет слегка и понарошку,

Тот слеп и глуп.

С ним тоже поиграется в наперстки

Лукавый дух,

И в темноте погладит против шерстки

Чужой пастух.

И тоже пересолит, как в насмешку,

Кухаркин друг,

И походя собьет, как сыроежку,

Грибник-дундук.

И вот, отчаявшись и трепеща за око,

Уже всерьез,

Ты видишь, как язык тебя далеко

завел, занес.

И так прозрачна и тонка мембрана

Меж «там» и «тут»,

Что стоит топнуть лишь – и урагана

Жди, баламут.

Но если у тебя внутри не пусто,

Спой до конца

В честь Ока Ярого и высшего искусства

Смирять сердца.

* * *