Приходи вчера

У моей прабабушки было три подруги, с которыми она постоянно общалась, и, по странному стечению обстоятельств, все три обладали одинаковым отчеством: Анна Мироновна, Клара Мироновна и Стелла Мироновна. При этом одна просто жила по соседству, со второй прабабушка подружилась на прошлой работе, а с третьей — на последней. Они не только не были родственницами, но еще и не были знакомы между собой. Почему-то прабабушка ни разу не приглашала всех трех подруг в гости одновременно.

В детстве я даже считал, что у всех прабабушкиных подруг и друзей по умолчанию отчество связано с Мироном. Может быть, думал я тогда, они даже брали себе такое отчество-псевдоним, только чтобы дружить с моей прабабушкой. Так долгое время имя Мирон для меня имело какой-то мистический, таинственный ореол.

И про другую прабабушкину соседку, тетю Полю, я тоже думал, что она Мироновна. Только, в отличие от других прабабушкиных подруг, по имени-отчеству ее никто не называл. Может быть, потому что тетя Поля в свое время приехала в наш город из деревни и нанялась домработницей в одну интеллигентную, как говорила прабабушка, семью.

За долгие годы своего верного служения на благо чужого семейства она настолько срослась с ним в представлении всех соседей, что ее воспринимали как родственницу хозяев, очень дальнюю, не такую удачливую, но все же родню. Да и сами хозяева относились к своей домработнице как к члену семьи. На глазах деревенской тети Поли выросло три поколения хозяйских детей, которых и она воспринимала уже как своих внуков и правнуков.

Шли годы, и так вышло, что тетя Поля осталась вдвоем со своей старой хозяйкой, той, что наняла ее, деревенскую девушку.

Когда хозяйка скончалась, ее правнуки купили тете Поле однушку в том же доме и продолжали обеспечивать, как собственную бабушку. Они вообще-то просили ее остаться жить в старой квартире, но тетя Поля сама не захотела, все порывалась уехать обратно в деревню. Такие у нее были фантазии, явно связанные с преклонным возрастом. Потому что куда бы она уехала: ни собственной семьи, ни родни, никакой личной жизни у тети Поли не было.

Так тетя Поля жила с моей прабабушкой сначала просто в одном подъезде, а потом вообще на одной лестничной площадке, подкармливала меня пирожками, когда я приезжал к прабабушке в гости, и, как понимаете, в моей картине мира, связанной с прабабушкой, занимала место среди тех, кто носил отчество Мироновна.

Моя прабабушка тоже была родом из деревни, но потом «выбилась в люди» и прошлое, не соответствующее текущему статусу, вспоминать не любила. Поэтому с тетей Полей она могла общаться, не роняя своего достоинства, но все же на одном уровне.

Тетя Поля редко рассказывала лично о себе, о своей жизни, ну или просто при мне не рассказывала. Однако однажды мне повезло, и кое-что я запомнил.

Обычно, когда во время моих визитов к прабабушке приходили гости, я крутился тут же, но этими пожилыми людьми и их разговорами интересовался мало и часто сам уходил с кухни в комнату, когда прискучат взрослые беседы. Единственное — мне перепадали вкусняшки.

Прабабушка в какой-то момент говорила:

— На конфету, иди поиграйся!

И я сразу понимал, что именно сейчас надо греть уши, потому что будет самое интересное. Ну или не очень интересное, но тайное!

Конфету я брал и даже выходил в коридор, где немедленно прятался за дверью и внимательно слушал. В целом ничего нового я чаще всего не узнавал. Конечно, прабабушка рассказывала одну и ту же историю, как за ней на работе ухаживал какой-то Валера, а она его без слов отшивала:

— Я как на него зыркну!

Всегда одними и теми же словами рассказывала. Но какая-то из гостивших Мироновных охала, ахала, будто первый раз это слышала.

Потом точно так же охала и ахала прабабушка на их историях. Тетя Поля говорила о других, о соседях, о жизни хозяйских внуков.

Но однажды подслушанный рассказ тети Поли о случае из ее деревенской жизни запомнился мне надолго. Не только потому, что это была редкость, и не только потому, что потом нельзя было услышанное обсудить с прабабушкой, — я же якобы играл в комнате и ничего не мог слышать. А выдать себя означало навсегда лишиться захватывающего приобщения к тайным разговорам взрослых.

Начало событиям положило происшествие в середине двадцатых годов двадцатого века. Тетя Поля была родом из села, которое в Гражданскую войну и крестьянское восстание против большевиков пережило, и нашествие белочехов, и коллективизацию, и голод. Как я сейчас понимаю, поэтому тетя Поля и привыкла не болтать, чтобы не всплыли подробности, способные навредить не только ей, но и семье, в которой она стала фактически родной. Да и моя прабабушка молчала не только из-за снобизма и боязни, что в ней, такой городской даме, распознают деревенщину.

«Нечего старье ворошить!» — была любимая ее присказка.