Приходите в мой дом. Разговоры по душам о России, о вере, о любви. Золотые хиты

Здравствуй, новая генерация,
Перекинутый мост с девяностых в двухсотые;
Зелень, поросль, дегенерация —
Белозубые, безбородые.

Это вам оставляем Россию

Беспредельную, смраднодышащую,
Власть хреновую, педерастию,
И дорогу, в ад приводящую.
Вам — ментов разжиревшее стадо,
Вам — чиновников наглые рожи,
Все для вас — нам, пожалуй, не надо,
Мы себе это в гроб не положим.

Вам — мигалки, бандиты, откаты,

Бездуховность, «т. д.» и «короче»,
В общем, все, чем сегодня богаты —
Олимпийские кольца и Сочи.
Принимайте страну богатую,
Часть земную, уже не пятую,
И пропитую, и проклятую,
Распиаренную и распятую…

ЭССЕ

1

Такое бывает только с твоей душой, только ранним-ранним утром, когда ты ловишь себя на самой первой мысли: проснулся ты или еще дремлешь? Вроде бы все видишь, да как-то не так. Все сквозь дымку, реальную, нежную-нежную, с нездешней белизной, плотную и слоистую; а там, где она попрозрачнее-там рябинка или куст какой видится, а где поплотнее — то точь-в-точь, как парное молоко. Только и дивишься!

«Не бывает так наяву, — шепчешь про себя. — Не бывает. Сон это».

А ноги не слушаются — до конца не проснулись, упругости в них нет, даже смешно. И все нутро твое так и светится от большой теплой улыбки, которая отражается в каждой росинке и уже несчитанно разбегается по всему видимому и невидимому пространству, которое можно охватить, — нет, не взглядом, а только душой. Вот она красота, вот она — Родина!

Сбавишь шаг, застынешь посреди полянки лесной, на которой ровно посередине, как исполин, битый молниями, в обожженной броне, стоит живой кряжистый и дуплистый могучий дуб.

У ног — мгла, над кроной — синева непостижимая с одним маленьким облачком. Взглянешь- и оторопеешь, мигом проснешься — аж мурашки побегут от кончиков пальцев до самой шеи, только и скажешь:

— Ух! — И горло перехватит. Боязно.

Но все-таки подойдешь и прикоснешься кончиками пальцев, а затем и всей ладонью к оголенной его плоти, будто к шраму, потому что коры у того дуба практически вовсе нет. Что он только не видел, чего он только не пережил за все века: и горел волею судьбы, и рубили его нерадивые люди.

Но стоит, стоит он, как напоминание о вечности в назидание всему живому, попирая небо могучими ветвями, и держится на нем это несказанное утро. Оттого этот восторг в груди растет и множится и складывается в одно великое и загадочное слово «Россия»!

2

Конечно, людям свойственно окружать себя фантазиями да легендами, да интересными безделицами — неодушевленными предметами, отмечая их особой метой, как бы прикосновением к нездешнему миру.

Странно все это, но вот попробуй разобраться, и почувствуешь это сам. И чем больше думаешь о такой вещи, тем живее она цепляется за твое нутро. И из малой фантазийной искры уже разгорается целое пламя в твоем уме. И вот уже душа твоя полыхает. Перекинулся огонь от драгоценного предмета на душу, овладел ею и не дает покоя. Или то твои фантазии? Поди сейчас узнай! Тайна.

Ну вот, к примеру, оружие старинное. Здесь, брат, поостеречься в рассуждениях надобно. Кто держал его в умелых руках, кому и как оно служило, сколько смертей принесло, какая отвага, какая удаль отпечаталась на этом клинке?! Недаром все напряглось внутри, и ладонь запотела. Нет, зарубинки малые или скол заточенный не скажут тебе всей правды, да и знаменитое клеймо золоченое на черном булате истины всей не откроет. Останется великая тайна с печатями смерти у самого Дьявола в руках, и никому он ее не покажет. Только самому Богу на страшном Суде. Когда встанет вопрос ребром: куда душа отправится, кому принадлежать будет?!

3

Любая изреченная мысль, ну, а тем более — написанное человеческое слово…

Догадывается искушенный читатель, куда я клоню, догадывается. Зачем спорить, если все в этом мире именно так? Но есть одно НО. Слово — это сплетение звуков, наделенных некою силой, — служит для того, чтобы скрывать истинные намеренья, дабы затем заполучить все, чего твоя ненасытная душа пожелала: почестей, славы, денег, признания и всяких иных радостей. И даже любви. Вот, наверно, зачем нам вложены в уста слова, а затем мы их перекладываем на бумагу: чтобы тешить скучающего или любознательного читателя и, отчасти, баловать свое самолюбие.