- Катерина… – повисла пауза, Элайджа сидел, привалившись спиной к сетке кустов. Голос звучал с откровенной иронией: – Ты серьёзно? Вправду считаешь, что я буду счастлив с любой другой, которая будет пару раз в год отпускать меня сюда с тобой и потом встречать с милой улыбкой и распростёртыми объятиями? Поверю в её благородство после тебя, которая хочет всего, сразу и с потрохами и если ей не дают этого, то провались оно вовсе? Или предлагается верить в моё собственно благородство, и что я не буду ей изменять с тобой при первом удобном случае? Которых будет предостаточно, учитывая общих дочерей.
- Об этом ты говорил в Болгарии. И потом в «Фиалковом приюте».
- Говорил. Может, в ярости даже так и вправду считал, только говорить можно что угодно, Катерина. А на деле, со мной рядом по-прежнему сидишь ты.
- Да. И не могу понять, почему рядом с тобой сижу я.
- Потому что я тоже не свят, – уже сухо ответил Элайджа. – Мы оба намеренно унижали друг друга и не могли остановиться. Я давно знаю, что ты мне простила Сан-Франциско, Катерина, что твое тело было совсем не против этого насилия, но...
- Но тебе мало этого, – она поцеловала его в лоб тем же поцелуем, которым обычно ободрял он. Элайджа колебался, привычная холодность боролась с желанием поддаться нежности губ и глаз Кетрин. Проскрипел:
- Да. Я поддался на провокацию. Мне трудно это забыть, но возможно, а простить тебе то, что ты меня толкнула на эту грань, ещё труднее. Я всегда буду помнить, что унизился. И оттого ты мне иногда очень... неприятна. В эти минуты, чем ты краше, тем хуже.
Кетрин сглотнула. Наконец, она сообразила, о каком выборе идет речь. Либо с ней, либо одиночество. Второе, конечно, тоже при её присутствии в доме и его постели, но они всегда мало, что решают. А первое Элайджа не выберет, пока не почувствует, что им вместе можно жить достойно. И враньё тоже не примет.
- Но ты... ты же всё-таки человек. Со слабостями.
- И поэтому я должен смириться с тем, с чем не хочу? Знать, что моя женщина подтирает мои сопли, и делать вид, что всё в порядке, раз об этом знают только она и я? Неужели твои глаза настолько очарованы мной, или ты просто притерпелась к насилию?
- Нет. – Кетрин закрыла глаза, признавая поражение. – Я не знаю выхода для тебя.
- А для тебя? – Он поджал губы, настаивая: – Жить с тем, кто насилует твою волю, нормально? Я не понимаю.
- Нет, не нормально. Но я ведь всё ещё чувствую любовь к тебе. Мне хочется думать, что я бы не полюбила слабака. – Стоило ей смириться, как слова нашлись, хотя Кет как и всегда не поняла, что это нужные: – Чёрта с два я притерпелась к насилию! Значит, для меня это была твоя ошибка, которая никогда не повторится. Ошибиться однажды можно и сильному, всегда есть второй шанс. По крайней мере, мне хочется в это верить.
- Однажды?
- Да. Для тебя это было однажды? То, что ты не можешь простить сам себе и мне? – Немилосердный тон, требовательный взгляд – и Элайджа понял, что Катерина уже спрашивала для себя. И из него как из проколотого шарика воздух, со следующим выдохом ушёл гнев.
- Да. Только однажды.
- Глупо говорить, но я этому рада, – пробормотала Кет. Ей хотелось бы большего, но теперь она по крайней мере знала, что не обманулась и ничего не разменяла на чепуху. Однако, пока была недосказанность, её мучила, грызла надежда. И Кетрин решилась расставить точки над i: – Ты прав, что я хочу всего и сразу. И ты прав, что ты останешься отцом моих детей и моим любовником при любых раскладах. Но скажи, получу я настоящую семью или нет?
- Да.
Мгновение помедлив, Элайджа устроил голову на её коленях, физически дополняя ответ на её вопрос, и тут же почувствовал прикосновение тонких пальцев к волосам. И ответил на ещё один, невысказанный:
- Я вспомню поговорку про чашку и кувшин. – Хмыкнул: – По-моему, нам как никому подойдёт.
Пальцы замерли, он почувствовал каким тяжелым стало её дыхание.
- Спасибо.
- Не нужно. Просто пусть это будет та самая единственная ошибка.
- Нет. За то, что мне есть куда прийти, чтобы вспомнить о Маргарит. И с кем.
Они долго молчали, глядя на шевелящиеся на ветру листики на кроне дерева, прежде чем Элайджа сдавленно ответил:
- Поблагодари Елену. Если бы она не подумала, то мне некого было бы хоронить. – Неожиданно перевернувшись, Элайджа уткнулся носом в её живот. И по дрожи в его пальцах и силе, с которой он прижимался щекой к её телу, Кет вдруг поняла, что для него ничего не пережито. – Катерина…
- Я здесь.