Приходите за счастьем вчера (СИ)

Из-под ресниц он разглядывал, как Катерина поливает из лейки цветы, обрамлявшие балкон. Элайджа давно понял, что они очень разные – его простые житейские радости затрагивали крайне редко, их поглотила вместе со временем его работа, и горел он там, Катерина же была воплощением чувственности – ела ли она, занималась любовью, наряжалась или развлекалась, – и ещё обладала чудесным свойством сродни тому библейскому, что превращало сухари в свежий хлеб. Стоило Элайдже оказаться в атмосфере её обаяния, как для него жизнь тоже вдруг насыщалась сочными красками. Начинало казаться вкусным блюдо, о котором за пять минут до этого он мог сказать всего лишь “неплохо приготовленное”, красивым уже привычный пейзаж, появлялось наплевательское отношение к бесполезно утекавшему времени. Когда-то он дал ей волю, закрывая глаза на многие вещи, которые казались эгоцентричными для их среды или вызывали в нем ревность собственника, а взамен она слушалась его решений, и наконец-то их семейная жизнь обходилась почти без схваток, если не считать мелочей, быстро находивших выход в физической близости.

Поставив свой бокал с вином на пол, Майклсон втянул ноздрями запахи сладкого табака и ночной розы и закрыл глаза, вслушиваясь в практически бесшумные шаги. То ли потому, что у них была очень насыщенная жизнь, когда они просто не успевали приесться друг другу, то ли потому что его любовь к ней предполагала ненормальность сродни одержимости, но несмотря на прожитые вместе годы, несмотря на красивых и более молодых женщин вокруг, чью красоту он не мог не осознавать, он по-прежнему получал ту же разрядку в их общей постели. Возможно, даже большую – это стало похоже на обряд для сбрасывания остального груза проблем при помощи личной жрицы. Катерина была упряма. Нет, не так – Катерина была непрошибаемо, по-ослиному упряма, как никакой другой человек, которого он встречал, и со всем этим упорством годами, изо дня в день, она открывала, штурмовала, подтачивала, вгрызалась в стены перед ней, созданные его памятью и инстинктами самосохранения и все-таки добилась своего, получила над ним полную власть. Не потому что вгрызалась и была дьявольски хитрым манипулятором, а потому что видела в счастье мужа свою главную цель, и стоило Элайдже это однажды почувствовать, как воспоминания отпустили, заменившись другими, и цепочка понимания сложилась в его сознании. Он даже помнил этот день – пьяный туман в голове, и то, как стоял столбом и смялся от радости, пока Катерина бежала к нему с протянутыми руками, в эгоистичном простодушии забыв обо всех, кто находился рядом, включая детей, и выкрикивала его имя.

Улыбнувшись про себя воспоминанию так дополнявшему переполнявшее тело удовлетворение, Майклсон снова открыл глаза, лениво щурясь – как же Катерине шел призрачный лунный свет, обливавший её фигуру, закутанную в полупрозрачную ткань от макушки до пяток. Грациозная и легкая – она была его вечным отдыхом для взгляда, а то что можно было критиковать стороннему изысканному и просто объективному ценителю, учитывая что женщина была беременной и двигалась скорее смешно, нежели изящно, а так же широковатый таз или прямую линию плеч, Элайджа либо не замечал, либо считал красивым.

Лишь один нюанс напоминал ему о прошедшем времени – четкая седая прядка в окружении темно-каштановых волос, заметная, только когда Катерина распускала волосы – напоминание об Африке. Тогда он уступил её «хочу», позволив поехать с собой с условием, что она не ступит и шагу за периметр охраняемой территории. Первый раз, второй, третий… Она стала его постоянной спутницей в кратеньких на неделю, другую командировках на желтый континент, и вскоре ему уже казалось совершенно естественным, что Катерина живет чемоданной и неустроенной жизнью – на обеспечение ей должного комфорта у него не хватало не средств, а времени. После всего Элайдже вовсе не хотелось расставаться с женой, ведь крайне приятно не только знать о любви к себе, но и ощущать ласку постоянно, особенно, когда нет лёгкости в других плоскостях жизни, и он уже забыл обо всех своих беспокойствах.