Она выскочила на улицу и здесь же, в заснеженном церковном дворике, уже не слишком хорошо владея собой, опустилась на очищенную от снега замороженную лавочку. Конверт был не заклеен, она сейчас же вытряхнула три сложенных белых листа, плотно исписанных каким-то непостижимым каллиграфическим почерком с завитушками. Начиналось письмо с маленького крестика, нарисованного посередине. Страницы были пронумерованы.
Глаза бегали по строчкам, но смысл ускользал. Контакт? Есть контакт! Так и хотелось ей заорать это во всё горло. И еще раз, уже чуть ленивей: контакт? Да ланна, есть контакт! Волнение мешало буквы и строки. Рядом раздавалось мерное тюканье. Аня подняла голову – дворник колол ломом лед у ступеней церкви, из дверей выходили люди, знакомые лица, местные сгорбленные старушки. Они громко переговаривались. Кому-то куда-то перевели пенсию, а кому-то…
– …Пришла, а мы на вас не получали, идите, бабушка, в райсобес. Мне, славу Богу, восьмой десяток, в райсобес автобус с двумя пересадками, я им буду ходить.
– Что ж, так и не пошла?
– Что сделаешь – пошла.
Старушки удалялись и, открыв чугунную витую калитку, вышли на улицу.
Несколько успокоившись, Аня углубилась в письмо.