— Сень, я, конечно, понимаю, что у тебя есть все причины меня подозревать, но, поверь, ты еще скажешь мне спасибо, — серьезно отозвался он, но на вопрос мой так и не ответил.
— И за что я тебе спасибо скажу?
— Кхм… давай отложим этот разговор на некоторое время, — предложил он, выводя меня на улицу.
Отложить не получилось. Если я, в силу возраста и некоторых особенностей характера, не имела понятия, что за черные линии теперь красуются на моем безымянном пальце и чем мне все это грозит, то родители знали.
— Но… что все это значит? Почему? — рассеянно спросила мама, когда увидела высокохудожественный орнамент, который теперь украшал ее дочку. — Анора же должна была их только благословить…
Спрашивала она у папы, который лишь улыбнулся и туманно ответил:
— Так было нужно.
— Кому нужно? Зачем? И почему никого не предупредили, что сегодня мою внучку отдают в чужие руки? — Бабушка требовала конкретики, а когда заметила мой ошалевший взгляд, помрачнела и задала поистине шокирующий вопрос: — А ребенок знает, что она теперь замужняя девушка без права на счастливую жизнь?
— Почему без права? — возмутился задетый за живое зломордый. — Я в состоянии обеспечить ей счастливую жизнь.
— К-кто замужняя? — Я чувствовала себя непроходимо глупой. Мама тихонечко охнула, прикрыв рот рукой, отец кашлянул и отвел глаза. Правду на жизнь мне открыла бабушка:
— Ты, родная. Кольца, я так полагаю, ждут вас дома.
— Да быть такого не может, — выдохнула я, подняла глаза на Асвера и уточнила: — Ведь не может?
Зломордый не растерялся — обнял меня, не обращая внимания на свидетелей, и, склонившись к уху, зашептал:
— Ты только не реви. Во всем этом есть один большой плюс. Ты теперь замужем и времени на всякие глупости у тебя уже не будет. — Отстранившись, он заглянул мне в лицо и радостно оповестил: — Уж я за этим прослежу.
— Асвер, ты же понимаешь, что я прямо сейчас вдовой могу стать? — спросила у него почти спокойно. Еще не до конца поверив в случившееся.
— М? — Угрозы зломордый не почувствовал и первый удар пропустил.
Неуклюже заехав кулаком ему по плечу, я прорычала:
— Я ж тебя прибью, дубина! — Угрозу свою сопроводила тычком в грудь.
— Сень, если сравнить наши физические данные, то ты должна понимать, что это будет весьма затруднительно. Ты слабая.
— Силы нет, зато энтузиазма хоть отбавляй, — заверила его я, еще раз ткнув кулаком в грудь. — Есть предсмертное желание?
— Мы, пожалуй, прогуляемся. — Будущий труп широко улыбнулся моим родителям, после чего очень аккуратно, но до обидного легко скрутил меня и потащил в сторону небольшого парка, что располагался всего в паре шагов от храма.
А за нашими спинами разгоралась настоящая батальная сцена.
— Как это понимать? Почему ты мне ничего не сказал? Почему я не знала, что свадьба состоится сегодня? Как ты мог? — мама негодовала, и я уже не завидовала папе. — Почему так?
— Эли, не нужно принимать все так близко к сердцу. Поверь, это для ее же блага. Эли, успокойся. Элия!
Нас никто останавливать не стал, у них были свои проблемы. Вернее, никто не стал останавливать зломордого и спасать меня.
И очень хорошо. Вечером в парке, в непосредственной близости от храма темнейшей, народу было мало, а значит, и свидетелей не будет. И труп одного слишком наглого некроманта найдут не скоро, если я его добросовестно забросаю снегом. А я была очень добросовестной.
И единственное, что сдерживало меня, не позволяя начать смертоубийство, — осознание моих сложных отношений с нежитью. Оживленцы меня любили и находили везде. И пускай камушка на мне уже не было, но с Асвера станется подняться и ко мне наведаться подмороженным трупом. Но были у меня вполне законные опасения, что сознательность продержится недолго, жажда крови была сильнее.
Запорошенные снегом дорожки и скамейки серебрились в темноте. Фонари, горевшие через один мягким медовым светом, разбавляли это холодное великолепие островками тепла.
Здесь было красиво и уютно, но я бесилась и на красоту внимания обращала мало.
— Сень, я тебя сейчас отпущу, а ты пообещаешь не драться и спокойно меня выслушать.
— Хорошо. Я тебя выслушаю, а потом закопаю.
— Меня устраивает, — согласился он, отпуская меня на свободу.
Отступив от него, я поправила курточку, с которой категорически отказалась расставаться и менять ее на что-нибудь «приличное», посверлила ну очень свеженькое умертвие, которое еще само в курсе не было, что уже почти покойник, тяжелым взглядом и мрачно потребовала:
— Говори.
— Может, присядем? — миролюбиво предложил он и снежок со скамьи стряхнул.
Скрестив руки на груди, я упрямо осталась стоять на месте, глядя на зломордого исподлобья:
— Сень, правда, давай присядем. Разговор будет долгий.
— Я не хочу сидеть, я хочу стать безутешной вдовой. Прямо сейчас, — процедила я сквозь зубы, но все же послушно подошла к скамье и села.