– И тем не менее. Они нам пригодятся. Для верности. Если нас остановит полиция или что-то пойдёт не так. Ты же помнишь, что всегда говорил дядя Альфред: «Предотвратить – лучше, чем отсидеть».
– Но почему этих? – спросил мужчина.
«Вот именно», – подумала госпожа Вагенцинк.
– А зачем нам этот? – сказала женщина, указывая на вахтёра. – Опять сознание потеряет. И я не сумасшедшая тащить за собой женщину, которая однозначно попала под видеонаблюдение как воровка.
– Окей, ты как всегда права, – буркнул мужчина.
Бабушка Роза стояла словно контуженая.
Женщина направила пистолет на Даку и Сильванию и загнала их на заднее сиденье, а мужчина сел рядом с водителем. Женщина – перед тем как сесть рядом с двойняшками – ещё раз повернулась к двум оставшимся заложникам:
– Большое спасибо за содействие. Очень приятно было с вами работать. Хорошего вечера!
– Но… вы не можете просто так увезти моих внучек! – крикнула Роза Вагенцинк.
– Мы ещё и не такое можем, – ответила воровка и осклабилась.
Дака чихнула.
Сильвания вздрогнула.
– Куда вы их повезёте? Заберите лучше меня! – крикнула госпожа Вагенцинк, но дверца уже захлопнулась, и машина тронулась. Роза Вагенцинк смотрела вслед машине, пока та не свернула на главную улицу. Она пыталась запомнить номер, но в глазах стояли слёзы. Увидит ли она ещё когда-нибудь своих девочек?
Одни среди гангстеров
Сильвания и Дака сидели на заднем сиденье чёрного автомобиля, одеревенев как настоящие мумии, ибо руки у них по-прежнему были связаны за спиной. Плечи болели, верёвка врезалась в запястья и пережимала жилы. Туалетная бумага неприятно щекотала кожу. Но хотя бы рты у них не были заклеены скотчем, как у вахтёра Шнёльцеля. Правда, говорить как-то совсем не хотелось.
Похитители шедевров сорвали с себя туалетную бумагу, как только сели в машину. Женщина распушила свои короткие чёрные волосы. К счастью, мускулистый не додумался проверить свою причёску в зеркале заднего вида. А то бы он, может быть, заметил, что его заложницы отражаются очень смутно, словно в тумане. Поскольку не так уж много видно в зеркале от полувампиров.
Водитель с фамилией Кёпке ростом был метра полтора. Поначалу двойняшки думали, что машину ведёт привидение, но потом заметили голову шофёра в синей фуражке на уровне руля. Кроме фуражки, от Кёпке больше ничего не было ни видно, ни слышно.
Сильвания и Дака смотрели в ночь. Снаружи мимо них проносились огни большого города. Ярко декорированные витрины, мигающая световая реклама, уличные фонари, синие таблички станций метро, светофоры, фары встречных машин, автобусов или трамваев, тёплое свечение пивных и холодно мерцающие башни офисов. Постепенно огней становилось всё меньше. Вдоль дороги ещё виднелись жилые дома, потом и они сменились производственными строениями, немо громоздившимися в темноте.
Куда направлялись гангстеры? Что они задумали? Чем дальше машина отъезжала от города, тем муторнее становилось девочкам.
Дака таращилась на массивный волосатый затылок мускулистого на переднем пассажирском сиденье. Это он связал ей руки. Едва не застрелил её. Назвал её грушей с колючками. Она живо воображала, как Карлхайнц ползёт по этому затылку, как впивается в него и сосёт кровь до тех пор, пока мускулистый не становится совсем плоским. Как надувной матрац без воздуха.
Сильвания боковым зрением следила за женщиной-кошкой. Та была миниатюрной и грациозной. Она могла бы быть балериной, гимнасткой или французской кинозвездой. Но стала воровкой, похитительницей произведений искусства. Если заглянуть в её большие зелёные глаза, можно было увидеть, что она хладнокровная преступница. У Сильвании сжался желудок. Она подумала о родителях, которые сейчас тревожатся, где же дочери. Девочка надеялась, что бабушка Роза уже дала им знать, что случилось. Наверняка бабушка вместе с вахтёром Шнёльцелем уже подняли полицию по тревоге. Наверняка полиция уже гонится за гангстерами по пятам. Наверняка её и сестру уже скоро освободят. Или нет?
Чёрный автомобиль по-прежнему беспрепятственно мчался сквозь темноту. Не слышно было завываний полицейской сирены. Не сверкал в ночи синий свет. Девочки были одни, совсем одни среди гангстеров.
Сильвания бросила на сестру озабоченный взгляд сквозь щель в туалетной бумаге. Дака кивнула ей. В настоящий момент они бессильны. Им оставалось только надеяться, что гангстеры их отпустят. И они могли лишь следить за тем, чтобы страх не сожрал их окончательно.
Дака начала тихонько напевать гимн «Трансильвания, родна инима мои». Правда, эта любимая песня их отца не входила в число её топ-хитов, но в этой ситуации была самой подходящей. Мелодия утешала и была сладкой, как горячее какао.
Сильвания тоже хотела бы утешиться, дотронувшись до своей цепочки с медальоном. Но со связанными за спиной руками это было невозможно. Она прижала подбородок к груди и попыталась думать о приятных вещах. Она думала о счастливой заключительной сцене любовного романа, о своём эскалаторном знакомом и о сочной, свежей кровяной колбасе.