Ну я и говорю себе, что-то тут неправильно; с чего бы это девушке так волноваться из-за Писания? Тряхнул я его, и из книги выпал клочок бумаги, а на нем карандашом написано: «
Я направился к реке, обдумывая это происшествие, и довольно скоро заметил, что за мной увязался мой негр. И когда дом скрылся из виду, негр пару секунд поозирался по сторонам, а после бегом нагнал меня и говорит:
— Марса Джош, пойдемте со мной на болото, я вам целую кучу водяных гадюк покажу.
Странное, думаю, дело — он и вчера то же самое предлагал. А ведь должен же понимать, что мало на свете людей, готовых тащиться бог знает куда, чтобы на гадюк полюбоваться. Что же тогда у него на уме? Я и говорю:
— Ладно, пойдем.
Прошел я за ним примерно половину мили, потом он поворотил прямо в болото, и мы пробрели по лодыжки в воде еще с полмили. И выбрались на маленький, плоский сухой островок, весь заросший деревьями, кустами и диким виноградом, и тут негр говорит:
— Ступайте направо, марса Джош, несколько шагов пройдете, там они и есть. А я их уже вот сколько навидался, глаза б мои на них не смотрели.
И сразу пошел назад и скоро скрылся за деревьями. Я направился в ту сторону, вышел на отгороженную отовсюду плетьми дикого винограда полянку размером со спальню, а на ней человек лежит и спит — и господи-боже, это был мой старина Джим!
Я разбудил его, думал, он здорово удивится, увидев меня, ан нет. Он чуть не расплакался от радости, но не удивился. Сказал, что в ту ночь плыл за мной, слышал, как я его звал, но не отвечал, потому как боялся, что кто-нибудь вытащит его из воды и снова в рабство продаст. А потом говорит:
— Я тогда зашибся малость, быстро плыть не мог, ну и под конец сильно отстал от тебя, а когда ты на берег вылез, решил, что по земле-то я тебя и без крику нагоню, но, как увидел тот дом, притормозил. Чего они тебе говорили, я не слышал, слишком далеко стоял, да и собак боялся, ну а когда все стихло, понял, что тебя в дом впустили, и ушел в лес, дня дожидаться. А рано поутру, натыкаются на меня несколько негров, которые в поле идут, берут с собой и показывают вот это место, в котором человека никакая собака не сыщет, — вода же кругом, — а после каждую ночь притаскивают мне чего-нибудь поесть да рассказывают, как ты там управляешься.
— Чего ж ты раньше-то не попросил моего Джека, чтобы он меня сюда привел, а, Джим?
— Да что толку было беспокоить тебя, Гек, пока у нас и не было ничего, и сделать мы ничего не могли? Теперь-то другое дело. Я тут прикупал, когда случай подворачивался, кастрюльки да сковородки, а ночами плот починял…
—
— А наш старый плот.
— Ты что, хочешь сказать, что его не разбило вдребезги?
— Нет, Гек, не разбило. Потрепало, конечно, сильно — конец один оторвало, но, в общем, остался он цел, только пожитки наши все как есть потонули. Кабы мы не унырнули так глубоко, да ночь не была такая темная, да мы с тобой так сильно не перепугались, да не были такими олухами, мы бы наш плот сразу заметили. Но, может, оно и к лучшему, потому что теперь он снова целехонек, лучше нового стал, и вещичек у нас новых прибавилось, взамен потерянных.
— Но послушай, Джим, если это не ты плот выловил, то откуда ж он опять взялся?
— Да как бы я его выловил, на болоте-то сидя? Нет, плот другие негры нашли — его на излучине к коряге прибило, - ну и спрятали его на ручье, под ивами, а после такой гвалт подняли, никак решить не могли, чей он, что я очень скоро о нем прослышал и угомонил их, сказав, что принадлежит он вовсе не им, а нам с тобой — вы что, говорю, хотите присвоить собственность молодого белого джентльмена, чтобы с вас потом шкуру за это спустили? А после раздал им по десять центов, ну, они страх какие довольные остались, жалели только, что плоты не часто приплывают, а то бы они, глядишь, совсем разбогатели. Они хорошие люди, голубчик, негры-то эти, если мне чего требуется, так дважды их об этом просить не приходится. И Джек тоже негр хороший — и умный.