Приключение Гекльберри Финна

Мы поняли, что опоздали и ничего сделать не сможем. Порасспросили нескольких зевак, которые за толпой тащились, и те рассказали, что жители городка пришли на спектакль как ни в чем не бывало, и вели себя, пока бедняга король выкаблучивался на сцене, тихо-мирно, а потом кто-то подал сигнал, и все повскакали на ноги и набросились на них.

В общем, поплелись мы назад, и на душе у меня было тяжко, и чувствовал я себя паршиво, как будто осрамился или виноват в чем – даром что я и не сделал ничего. Ну да оно ведь всегда так бывает: прав человек или не прав, совести это без разницы, она – особа неразумная и все равно его заедает. Да будь у меня собака, такая же бестолковая, как совесть, я бы ее просто-напросто отравил. Места она в человеке занимает больше, чем всякие кишки и печенки, а проку от нее никакого, даже и ждать нечего. Вот и Том тоже так говорит.

Глава XXXIV. Мы подбадриваем Джима

Мы молчали, задумавшись, а после Том и говорит:

– Ну и бестолочи же мы с тобой, Гек! Спорить готов, что я знаю, где Джим.

– Да что ты? Где?

– В хибарке около сундука с золой. Вот смотри. Видел ты, когда мы обедали, как туда негр еду заносил?

– Видел.

– А кого он, по-твоему, там кормил?

– Собаку.

– Вот и я так подумал. Ну так в этой хибаре никакая не собака сидит.

– Почему?

– Потому что среди еды арбуз был.

– Точно – я его тоже заметил. Надо же – и не подумал ведь, что собаки арбузов не жрут. Верно говорят: человек может смотреть и ничего при этом не видеть.

– Ну так вот, негр перед тем, как войти туда, отпер висячий замок, а, как вышел, запер. И когда мы из-за стола вставали, он дяде ключ принес, наверняка тот самый. Арбуз означает человека, ключ – узника; а на такой маленькой плантации, да у таких добрых, хороших людей вряд ли целых два узника под замком сидеть будут. Выходит, Джим – этот самый узник и есть. Ну ладно, хорошо хоть, что мы установили это, как настоящие детективы, – за другие способы я и гроша не дал бы. Теперь давай пораскинем умом и придумаем план, как нам Джима украсть – ты свой, я свой, – а после выберем лучший.

Какая все-таки голова сидела на плечах Тома Сойера! Да будь у меня такая, я бы ее ни на что не променял – ни на звание герцога, ни на место помощника капитана на пароходе или клоуна в цирке – ну просто, ни на что. Начал я придумывать план, но только для того, чтобы чем-то заняться, потому как отлично знал, кто придумает правильный. И скоро Том Сойер спрашивает:

– Готов?

– Да, – отвечаю.

– Отлично – выкладывай.

– У меня план такой, – говорю я. – Джим там сидит или не Джим, это мы выясним сегодня же. А завтра ночью поднимем со дна мой челнок и приведем с острова плот. Потом, в первую же темную ночь украдем, как только старик заснет, ключ – он у него на поясе штанов висит, – и уплывем с Джимом по реке. Днем будем прятаться, а ночью плыть, как раньше. Сможем мы это сделать?

– Сможем? Конечно, сможем, это будет не труднее, чем двух псов стравить. Но только уж больно он прост, твой план, нет в нем настоящей изюминки. От него осложнений ждать – все равно, что молока от гусыни. И чего ж в нем тогда хорошего? О таком похищении негра и разговоров-то будет не больше, чем об ограблении мыльного заводика.

Я не спорил, потому что ничего другого и не ожидал, и понимал, к тому же, что против плана Тома такие возражения выдвигать не придется.

И не пришлось. Том изложил его, и я мигом увидел, что он шикарнее моего раз в пятнадцать, что сделает Джима свободным с той же верностью, что и мой, но зато попутно нас, может быть, еще и поубивают всех. В общем, меня он вполне устроил и я сказал, что его-то мы выполнять и будем. Я вам этот план пересказывать не стану, потому что еще тогда понял – он будет меняться на каждом шагу и при всякой возможности обрастать новыми украшениями. Так оно и вышло.

Ну, одно, во всяком случае, можно было сказать с уверенностью: Том Сойер всерьез собирался вызволить негра из рабства. И это оказалось выше моего понимания. Том был мальчиком респектабельным, получившим достойное воспитание; ему было, что терять, – доброе имя, и не только свое, но и всей его семьи; он был умен, дураком его никто не назвал бы; да и человеком был образованным, не невеждой каким-нибудь; и порядочным, а не проходимцем. И тем не менее, он без всякого стыда, совершенно не задумываясь, хорошо это или плохо, ввязывался в такое дурное дело, вместо того, чтобы воспрепятствовать ему, и готов был покрыть себя и всю свою семью позором. Вот этого я понять просто не мог. Дело-то было подлое, и я знал, что обязан объяснить это Тому, удержать его, как истинный друг, от беды, сказать, что он должен бросить это сию же минуту и тем спасти свое доброе имя. И я даже начал лепетать что-то в этом роде, однако Том перебил меня и говорит:

– Думаешь, я не знаю, на что иду? Как правило, я это знаю, верно?

– Верно.

– Разве я не пообещал тебе помочь украсть негра?

– Пообещал.

– Ну тогда и говорить не о чем.