Приключение с высокородным клиентом

Я обмыл его лицо растительным маслом, наложил ватные тампоны на ожоги и сделал укол морфия. Под воздействием шока он забыл свои подозрения и цеплялся за мои руки так, будто у меня была власть исцелить эти уставленные на меня глаза, белесые, как у дохлой рыбы. Я чуть было не заплакал, глядя на его погубленное лицо, если бы не помнил со всей четкостью, какая гнусная жизнь привела к этому безобразному преображению. Было отвратительно ощущать прикосновение его обожженных ладоней, и я испытал облегчение, когда в комнату вошли его домашний врач и специалист по таким ожогам и занялись им. Прибыл и полицейский инспектор. Ему я вручил мою настоящую карточку. Было бы не только глупо, но и бесполезно поступить иначе, ведь в Ярде меня знали в лицо, почти как самого Холмса. Затем я покинул этот дом мрака и ужаса. Менее чем через час я был уже на Бейкер-стрит.

Холмс сидел в своем таком привычном кресле, очень бледный и измученный. Вдобавок к последствиям избиения событий этого вечера не выдержали даже его железные нервы, и он с ужасом выслушал мой рассказ о преображении барона.

– Возмездие за грех, Ватсон, возмездие за грех! – сказал он. – Рано или поздно оно сбывается. А грехов, Бог свидетель, было предостаточно, – добавил он, беря со стола коричневый том. – Вот дневник, о котором она говорила. Если он не положит конец помолвке, значит, она нерасторжима. Но он сработает, Ватсон. Иначе быть не может. Ни одна уважающая себя женщина не стерпит подобного!

– Его любовный дневник?

– Или дневник его похоти. Называйте как хотите. Едва она рассказала нам о нем, я понял, какое грозное оружие мы обретем, если нам удастся его заполучить. Тогда я скрыл свои мысли, так как она могла проболтаться. Но я все время о нем думал. Затем нападение на меня дало шанс внушить барону, будто против меня не нужно принимать никаких предосторожностей. Все сложилось к лучшему. Я выждал бы подольше, но его путешествие в Америку не оставило мне выбора. Он не расстался бы с таким компрометирующим документом. Поэтому действовать надо было безотлагательно. О ночном взломе не могло быть и речи: он принял все предосторожности. Но вечер давал шанс, если бы я мог рассчитывать, что его внимание будет отвлечено. Вот тут-то нашлось дело для вас и вашего синего блюдечка. Но мне требовалось знать точно, где искать дневник, а я знал, что в моем распоряжении будет лишь несколько минут, поскольку время мне гарантировали только ваши познания в китайском фарфоре. Вот почему я в последний момент прихватил с собой эту девушку. Как я мог догадаться, что скрывает пакетик, который она столь бережно несла под накидкой? Я полагал, что везу ее туда для выполнения моих намерений, но оказалось, что у нее имелись собственные.

– Он догадался, что меня подослали вы.

– Этого я и опасался. Но вы сумели занять его достаточно, чтобы я забрал дневник. Хотя и не настолько, чтобы я успел скрыться незамеченным… А! Сэр Джеймс! Очень рад, что вы пришли.

Наш обходительный друг явился в ответ на приглашение, посланное раньше. Он с величайшим вниманием выслушал отчет Холмса о произошедшем.

– Вы сотворили чудеса, чудеса! – вскричал он затем. – Но если эти ожоги так ужасны, как говорит доктор Ватсон, то наша цель воспрепятствовать этому браку достигнута, и нет надобности прибегать к этому омерзительному дневнику.

Холмс покачал головой.

– Женщины склада де Мервилль так не поступают. Она будет любить его даже больше, как изуродованного мученика. Мы должны уничтожить его внутреннее обаяние, а не физическое. Дневник заставит ее спуститься с небес на землю, но ничто другое, насколько я могу судить. Почерк его, и через это ей не переступить.

Сэр Джеймс унес и дневник, и бесценное блюдечко. Поскольку я опаздывал, то спустился на улицу вместе с ним. Его ожидала двухместная карета. Он вскочил в нее, торопливо отдал распоряжение кучеру в ливрее и укатил прочь. Хотя он наполовину спустил за окошко свое пальто, закрывая герб на дверце, но не прежде, чем я увидел этот герб в пятне света, падавшего из фрамуги над дверью. Я охнул от изумления. Затем повернулся и взбежал по лестнице в комнату Холмса.

– Я знаю, кто наш клиент! – вскричал я, врываясь туда с моей великой новостью. – Холмс, да это же…

– …верный друг и рыцарственный джентльмен, – сказал Холмс, подняв протестующую ладонь. – Пусть нам навсегда будет этого достаточно.