Приключение в дачном поезде

— Мы довели?! — Даже если они и брали эту биту, теперь уже искренне верили, что не брали. — Она их будет стричь дома.

Вот какие жуткие люди были эти Сиракузовы!

15. Городки (окончание)

И дядя Борис, и Ферапонт Григорьевич, и сам Сиракузов-старший понимали, что спрятали биту младшие Сиракузовы. Вот только зачем они её спрятали — было непонятно, а далеко от дома они её унести не могли.

И ещё они понимали, что главное — усыпить бдительность Сиракузовых-младших, а уж потом они сами покажут, где бита.

Всё дальнейшее было разработано дядей Борисом, Ферапонтом Григорьевичем и Сиракузовым-старшим.

Хотя видимых усилий по розыску биты не было предпринято, однако через полчаса дядя Борис мне радостно сказал:

— Нашли!

— Где нашли? — спросил я.

— Как и ожидалось, у Сиракузовых в доме.

— В шкафу, что ли?

— Наверно, в шкафу.

Услышав такое, Сиракузовы-младшие, которые сидели за забором, немедленно бросились к себе домой.

— Нашли, — спотыкаясь от волнения, говорил Сиракузов Павел. — Я говорил, палку не в шкаф надо было прятать…

— А может, не нашли? Может, это они так говорят?

— Хе-хе-хе, побежали, голубчики, — сказал им вслед дядя Борис.

— Побежали, — сказал я.

— А палку-то ведь не нашли, — сказал вдруг дядя Борис.

— Как — не нашли?!

— А сейчас они сами покажут, где она… — И довольный дядя Борис дёрнул себя за бороду.

И точно. Вот как это было.

Когда Пётр и Павел вошли в комнату, Сиракузов-старший как ни в чём не бывало лежал на диване с газетой: задрёмывал.

Они повертелись в отдалении. Он не заговаривал с ними, и это было самое неприятное.

Минут через десять они убедились, что он задремал.

— Сейчас проверим, нашли они её или не нашли, — сказал Сиракузов Павел и на цыпочках пошёл к платяному шкафу, где была спрятана палка, чтобы вытащить её, если она там, и незаметно подбросить под любой куст, и тогда всем станет ясно, что они к ней даже не притрагивались. Он тихонько открыл дверцу, и палка, стоявшая торчком, повалилась прямо на него.

— Ни с места, — услышал он с дивана голос Сиракузова-старшего.

Пётр, не выдержав напряжения, заикал.

— Когда вам давали такие имена — «Пётр» и «Павел», — поднимаясь с дивана, сказал Сиракузов-старший, — имелись в виду два апостола, которые, по убеждению вашей бабушки, были глубоко честными людьми. Одному из них даже доверили ключи от рая. Что касается меня, то я бы не доверил вам ключей от дровяного сарая…

Не дослушав, оба Сиракузова сорвались с места и выскочили за дверь.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ 1. Сиракузовы против Лапиных

Хотя мотивы поступка обоих Сиракузовых были признаны в конце концов удовлетворительными (им не нравилось, как наши пожимают их игрокам руки), мы не могли простить их. Хватит! Во-первых, куда они дели наше кресало, во-вторых, зачем они позорят наши фамилии с помощью стихов Тютчева. А теперь ещё — бита.

Мы сказали, что наш дом объявляет войну их дому и что не наша команда жулики, а их команда сплошные жулики, и пусть они теперь попросят сыграть с ними в городки.

— А мы и просить не будем, — сказали Сиракузовы из-за своей стороны штакетникового забора. — Это вы у нас всегда всё просите…

— Что мы у вас просим? — сказала Вера и плюнула в их сторону, то есть как будто бы в их сторону, а на самом деле ни в кого не попала.

Тогда Сиракузовы отошли немного и начали совещаться.

— А вдруг они нашего Кирюшу украдут? — сказала Вера.

Но я за Кирюшу не беспокоился, я думал другое: что они предпримут непосредственно против нас?

И они предприняли.

К забору с белым платком в руках подошёл Сиракузов Павел.

— Я могу поговорить с вашим командиром? — спросил он.

— Можете, — сказала ему Вера.

Она сообразила уже, что наступил исторический момент, и что Павел Сиракузов уже не Павел, а враждебный нам парламентёр, и что ко всему происходящему она, Вера, имеет теперь прямое отношение.

— Или у вас нет командира? — издевательски спросил Павел.

Пётр в отдалении строгал перочинным ножом дубину.

— У нас есть командир, — сказал я.

И не торопясь подошёл к забору. То есть не просто не торопясь подошёл, а пощипал ещё по пути рябину, сорвал прут и сшиб им несколько лопухов, а уж потом подошёл.

— Ультиматум, — не глядя на меня, сказал Сиракузов.

Я, будто бы удивлённо, поднял брови.

— На лодочную станцию советуем не ходить, — сказал Павел.

Я ещё более удивлённо поднял брови.

— Утопим, — сказал Павел. — Тебя утопим, а она, — он кивнул на Веру, — пусть живёт. Про кино говорить?

— Говори, — сказал я.

— Билеты вам в кино придётся покупать теперь, вот что, — сказал Павел. — И дальше: стричь мы вас тоже не будем. Волосами обрастёте. Ей-то, конечно, ничего, — он снова кивнул на Веру, — а тебя в класс не пустят…

Я молчал, думая, что ему на всё это ответить.

— И на второй год, если удастся, оставим, — продолжал Павел. — Если, конечно, дядя Михаил уговорит директора…

Вера хотела плюнуть, но не плюнула, потому что от возмущения комок застрял у неё в горле.

— Какой будет ваш ультиматум? — Он хотел вытереть нос своим белым платком, но вовремя вспомнил, что белый платок теперь тоже принадлежит к ультиматуму.