Приключение в дачном поезде

И тут в комнату вошла Вера с омлетом в руке.

В другой руке у неё была оценочная тетрадь по домоводству.

— Омлет! — объявила Вера.

Я сразу увидел: четырем человекам тут делать нечего: это был жалкий куличик неопределённого цвета.

— Вот это? — спросил я.

— Вот это, — сказала Вера.

Я строго посмотрел на тётю Розу, потом на Наташу и попросил дать мне поваренную книгу.

Но они даже не сдвинулись с места.

— Надо посмотреть, что там пишут, — сказал я. — Проверить рецептуру… Яйца положила?

— Положила, — ответила Вера. — И яйца, и молоко.

— А где молоко? — спросил я.

— А ты что, не видишь? — обиделась Вера.

— Ешь, — посоветовала мне Наташа. — Довольно, стыдно издеваться над человеком.

Я стал есть и съел всё, чтобы никого не обидеть.

— Кто будет ставить оценку? — деловито спросила Вера.

— Вероятно, тот, кто ел, — ответила тётя Роза.

Вера протянула мне оценочную тетрадь по домоводству, и в графе «Мнение ближайших родственников» я поставил: «Меняю два ваших омлета на четыре наших грузовика».

— Это не мнение! — хором закричали Вера и Наташа.

— Это мнение, — успокоила их тётя Роза. — Этим он приравнивает два наших омлета к своим четырём грузовикам…

2. Первые сообщения о велогонке

Сиракузовы всё-таки не вняли предупреждению дяди Бориса. И поплатились.

Запихивая меня в грузовик, Сиракузов Павел прищемил себе палец. До утра он держал его в холодной воде, а утром побежал в травматологический пункт.

Вообще Павел был трусоватым человеком, и его никакими силами не затянуть бы в травматологический пункт, но тут надо было проверить, осуществится ли наша угроза: пустят ли его в травматологический пункт. И ради этого можно было пожертвовать пальцем.

В то утро в травматологическом пункте дежурила Наташа. Она как раз прокипятила инструменты и раскладывала их теперь на подносике: самые страшные она убирала назад, а самые, по её мнению, симпатичные выставляла вперёд.

Она знала уже, как действуют на травмированного человека никелированные инструменты.

И тут в кабинет, хромая, вошёл Сиракузов Павел. То есть он мог войти обыкновенно, но ему казалось, что хромая войти лучше.

Это напугало Наташу.

— Что случилось? — подбегая, спросила она.

— Травма, — сказал Сиракузов и протянул палец. — Вот здесь. Прищемило. — Но не стал уточнять, как именно и почему прищемило.

Наташа немного успокоилась.

— Микробов много, — разглядывая палец, сказала она.

— Где? — удивился Сиракузов.

— Под ногтями.

— Ты давай лечи травму! — обиделся Сиракузов.

Наташа вымыла ему обе руки дезинфицирующим раствором, а заодно — палец.

— Теперь потерпи, — сказала она.

— Резать будешь? — догадался Сиракузов и уставился на подносик, где лежали кривые инструменты: любым из них спокойно можно было отрезать палец.

«Надо было идти в детскую поликлинику, — тоскливо подумал Павел. — Там наверняка инструменты поменьше…»

Наташа взяла ножницы и одним движением вскрыла болячку.

— Всё? — изумлённо спросил Сиракузов.

— Всё, — бинтуя, сказала Наташа.

— Ну, а если бы я, к примеру, сломал ногу? — спросил Павел.

— Зачем? — удивилась Наташа.

— Ну, так… ради интереса, — сказал Павел. — Тоже бы залечила?

— Тоже, — сказала Наташа. — Я ведь обязана лечить. В этом состоит моя работа.

— Да-а… очень интересная работа, — сказал Павел.

Когда он вышел на улицу, то прежде всего увидел меня.

— Ну? — сказал он, злорадно помахивая забинтованным пальцем. — Был в вашем травматологическом пункте…

— И что? — глупо спросил я.

— А ничего, — нахально ответил Сиракузов. — Залечили. Ногу бы сломал — тоже залечили бы. Не имеют права…

И пошёл, помахивая пальцем.

Вечером я сказал Наташе, что надо бы отправить этого Сиракузова в детскую поликлинику: пусть бы его там лечили, потому что у него не настоящая травма, а это он, меня запихивая, прищемил палец.

— Всё равно, — сказала Наташа. — Я была обязана его лечить, и я буду лечить, невзирая на лица.

— Да какие же это лица?! — воскликнул я. — Особенно у Павла?

— А что же у него? — заинтересованно спросила Вера.

— Рожа, — охотно сказал я.

— Рожа не рожа, а у врачей есть клятва. И они обязаны лечить.

— Какая клятва? — удивился я.

— Древняя, — ответила Наташа. — Я сама её только недавно выучила. — И, положив руку на учебник по травматологии, торжественно сказала: — Получая высокое звание врача и приступая к врачебной деятельности, я торжественно клянусь: все силы и знания посвятить охране и укреплению здоровья человека, быть всегда готовым оказать ему помощь, внимательно и заботливо относиться к любому больному, хранить доверенную врачебную тайну. Верность присяге клянусь пронести через всю свою жизнь… Вот какая клятва. Древний медицинский работник Гиппократ придумал. Так неужели ради тебя и твоих Сиракузовых я буду нарушать её?

Я сидел, открыв рот. Я и не подозревал, что Наташа знает какую-либо клятву.

— Но ты ведь ещё не врач? — наконец сказал я.

— Буду, — убеждённо ответила Наташа.

— Очень хорошая клятва! — сказала Вера. — Не нарушай её!

— Если бы ваш Гиппократ имел дело с Сиракузовыми, — сердито сказал я, — он бы давно отказался от своей клятвы.