Приключения 1964

Присматривая за задержанным, Мохов смастерил из лыж и еловых ветвей нечто вроде санок, скрепил их веревкой, найденной в заплечном мешке раненого. Уложил его на них. Рядом пристроил разряженные автоматы — Левенца и нарушителя границы. Последний взгляд на выделяющийся на снегу серый бугор, и Мохов надел лямку на плечо.

…Теперь ветер бил в лицо пограничника, студенил глаза так, что больно было смотреть вперед. Мохов думал лишь об одном: не сбиться бы с направления. Надо идти прямо и прямо. Но как пойдешь прямо, если путь лежит по камням и мелколесью? Маленькие деревца местами сбивались плотно — не продраться через них и одному, не то что с санками. В клубящейся снежной мгле трудно было найти ориентир и совсем уже невозможно держаться за него. Занятый своими думами, Мохов не заметил, как поземка незаметно перешла в метель.

— Послушай! Ты!.. Друг!

Пограничник не ответил задержанному на его издевательское «друг» и только ещё крепче налег на лямку.

— Ты полагаешь, что я буду спокойно лежать на твоих чертовых салазках? — прокричал за спиной раненый. — Думаешь, мне приятнее, чтобы меня расстреляли, чем подохнуть здесь, в снегу?

Не отвечая ему, Мохов прибавил шагу и с ходу вкатил санки на встречный бугор. Неожиданно задержанный резко рванулся в сторону. Санки перевернулись.

Мохов молча выровнял их. Он понял, что перед ним враг, которому нечего терять. И он тянул лямку сквозь воющую метель с одной лишь мыслью: не сбиться бы с направления. Не забрести в глубину стылой пустыни.

Время от времени Мохов останавливался, отворачивал край рукавицы, смотрел на компас. И снова налегал на лямку.

Так он брел, спотыкаясь о камни, проваливаясь в свежие сугробы и обходя встречные скалы, потеряв всякое представление о времени, пройденном расстоянии и оставшемся…

Остановила Мохова тревожная мысль: «А не замерзнет ли раненый?»

Жизнь врага обошлась так дорого!.. Но смерть его могла обойтись намного дороже. Ведь группа прорвалась. Мохова душила ненависть к тому, кого тащил он с таким нечеловеческим трудом, задыхаясь от усталости.

Отдыхая, Мохов обернулся. Увидел серые глаза — холодные, жесткие. Потом темные веки опустились. В синеватых веках раненого было нечто такое, что усилило тревогу Мохова. Пограничник ненавидел врага и в то же время опасался за его жизнь. И чтобы довести его живым, отдал ему самое дорогое в стылой пустыне: стащил с себя шинель и старательно закутал в неё нарушителя. Сам же одернул короткий полушубок и взялся за лямку.

И снова, натужно пригибая голову, двинулся он навстречу ветру, уже не чувствуя ни стужи, ни колючего снега, ничего, кроме боли в обожженной вражеской пулей щеке.

Лямка резко дернула за плечо. Мохов не устоял на ногах. Падая, он навалился на задержанного и невольно обхватил его обеими руками. Вместе они скользнули куда-то вниз…

Громкий треск. Толчок отбросил Мохова в сторону.

Пограничник поднялся. Вытряхнул набившийся в рукава снег. Осмотрелся. Самодельные санки соскользнули с крутого откоса в сторону, с разгона налетели на торчащий из снега каменный зуб и развалились.

Мохов хотел собрать рассыпавшиеся ветви и снова связать санки. Закоченевшие пальцы стали непослушны. Туго затянутые узлы не поддавались даже зубам. Пограничник посидел, потирая ознобленные кисти, отдохнул. Потом ослабил веревку, стягивающую руки задержанного, взвалил его на спину и направился дальше.

Сгоряча Мохову показалось, что нести нарушителя ему будет нетрудно. Продолжалось это недолго. Всё тяжелее и тяжелее становилось повисшее на плечах чужое тело. Ослепленный и оглушенный разгулявшейся вьюгой, Мохов упорно двигался в сторону заставы. Всё чаще приходилось останавливаться, чтобы перевести дыхание, расправить затекшие руки.

Скоро Мохов потерял всякое представление о пройденном пути. Он не допускал и мысли, что не дойдет до заставы, погибнет. Наряд не вернулся в срок. Заставу уже подняли на ноги. Товарищи каждый камень обшарят, не успокоятся, пока не найдут его. Но всё это было слабым утешением. Надо добраться до заставы вовремя, доставить врага живым. А тот уже совершенно обессилел и мешком висел на широкой спине Мохова.

Заполярная метель страшна не столько морозом, быстрорастущими сугробами, сколько силой ветра, способного сорвать крышу, перенести с места на место горы снега, за одну ночь изменить внешний вид местности. Зная это, Мохов всё внимание своё устремил к одной цели: не сбиться с направления. Не может быть, чтобы на протяжении нескольких километров не встретился дозор. А впрочем, сейчас, в разбушевавшейся снежной пустыне, когда метель слепит глаза и ветер воет и свистит на разные голоса, всё возможно: в десяти шагах не увидеть человека, пройти мимо строения, не услышать голоса, даже выстрела… Всё возможно.

Силы уходили. Мохов с трудом переставлял одеревенелые негнущиеся ноги, когда наст под ним подался куда-то вниз. Падая, Мохов невольно выпустил свою ношу.

…Они свалились в прикрытый крепким настом неглубокий овраг. Здесь было тихо. Ветер бесновался над головой, сметая вниз мутные клубы снега.