Приключения 1964

Вот уж не повезло! Отъехали от лагеря полсотни километров — полетел кардан. И сколько шофер ни бился — всё впустую. Он чуть не кипел от обиды и злости. Надо же! Столько запчастей взял с собой! Целый склад. А кардан — не потащишь же?! Да и кто мог думать?!

Шофер с доцентом Рябининым пошли назад, в лагерь. Остальные пятеро — вперед, к «каменным бабам».

Это были молодые ребята-археологи. Четверым — и девушке тоже — лет по двадцать — двадцать пять. Только один постарше. На вид ему казалось под сорок, хотя лицо, черное, худое, иссеченное морщинами, с крупным носом и твердыми желваками скул, было из тех, по которым трудно судить о возрасте. Улыбнется — скажешь, тридцать, нахмурится — дашь все пятьдесят.

Молодые археологи давно знали друг друга. Двое работали в Институте археологии, двое были студентами. И только вот этот, пятый, Арсений Викторович, который им, юным, казался стариком, появился в экспедиции всего недели две назад и держался как-то на отшибе. Был он молчалив (может, потому, что заикался?), скуп на улыбки, и вообще не ясно, какой судьбой занесло его сюда. Ведь он не археолог, не этнограф и не антрополог — зачислен в отряд простым рабочим, а между тем окончил какой-то техникум и, судя по его обрывистым репликам, зимовал на Крайнем Севере, плавал на китобойной шхуне и даже в Египте побывал. Говорили, что он был тяжело ранен на войне, попал в плен, больше года находился в концлагере, бежал. Ходили слухи, что у него при бомбежке погибли жена и ребенок. С тех пор он и живет так, бобылем. Мотается по белу свету. Словно лопнуло что-то у него в душе, и никак не может он найти покоя, пристанища, найти свою «точку» на земле.

Так говорили. Но точно никто ничего не знал. А сам он не располагал к расспросам.

Пятеро шли через пески. До «каменных баб», если верить местным жителям, от места аварии было километров восемнадцать. Но что такое восемнадцать километров для молодых здоровых ребят, тем более когда рядом девушка, невысокая, очень симпатичная Симочка? Все юбки и кофточки ей были словно узки: молодое пышное тело распирало их.

Молодежь шагала бодро, а Симочка даже завела песню:

Ели вы когда-нибудь из колбасы
шашлык?
Попробуйте, попробуйте, проглотите
язык!

— Прекратите! — сухо оборвал Арсений Викторович. — Не на прогулке. Собьете дыхание…

Симочка подняла свои, тоненькие бровки, но петь не перестала. Принципиально. Вечно брюзжит этот Старик. «Собьете дыхание» — ишь ты! Ну, собью, так посижу, отдохну — не на марше ведь! И вообще — что он командует?! Ведь старшим назначен Кирилл.

Прошли ещё километра три. По рассказам местных жителей, уже должны были добраться до колодца. А его всё нет…

— Туземные километры, — усмехнулся Старик. — Кто их мерил?

Ему не ответили.

Прошли ещё километра четыре. Вот и колодец! Чуть не бегом кинулись к нему. Симочка первая, сорвав с лица темные очки, наклонилась над черной дырой. Пахнуло прелой гнилью. Камни густо облепила серая масса, высохшая плесень. Часть облицовки обвалилась, ворот разрушен…

— Весело! — протянула Симочка.

Кто-то из парней протяжно свистнул.

До «каменных баб» еще километров восемь. А фляги уже почти пусты. Местные жители уверяли, что на пути — древний заброшенный колодец. Там можно пополнить запас воды. И вот пожалуйста!

— Всё ясно, — закурив сигарету, сказал Старик. — Без воды, как известно, ни туды и ни сюды. Надо поворачивать…

— Поворачивать?! — вскочила Симочка. — Без результатов! Ну, знаете…

Кирилл — влюбленный в Симочку сухой, длинный, как оглобля, археолог, кандидат наук — сказал:

— Может, оно и мудро, но как-то… некрасиво. И не привыкли мы, молодежь, бросать начатое. Дойдем!

— Дойдем! — поддержали Мотя-Котя. Так всё в отряде звали двух неразлучных друзей, студентов Матвея и Константина.

— Ну, предположим, дойдем, — согласился Старик. — А обратно? Без воды…

— Ничего! — воскликнула Симочка. — Можно день и без воды. Люди по трое суток не пили.

— И вообще, — добавил Кирилл, — впятером там делать нечего. Сфотографировать «каменных баб», сделать обмеры — работа всего на час для двоих. Так что у кого нервочки — вполне могут вернуться…

Старик пристально посмотрел на него, даже шрам на щеке у Старика побелел. Хотел сказать что-то резкое, но сдержался.

И снова пятеро шагали песчаной тропой.

Впереди шли Мотя-Котя. Котя был коротышка, ниже Симочки, и это очень огорчало его. Он даже старался по возможности не стоять рядом с длинным Кириллом, чтобы не подчеркивать свою низкорослость. Был он застенчив и молчалив. Его друг Мотя шутил, что, если бы справедлива была поговорка: «Молчание — золото», Котя давно бы уже стал Рокфеллером.

Сам Мотя был тоже невысок, но в противоположность Коте весьма речист. На все упреки он усмехался: «А я и за себя и за Котю».

Был он добродушен и любил мурлыкать одну и ту же милую песенку:

В лесу родилась елочка,
В лесу она росла…

И сейчас Мотя-Котя шли впереди. Мотя что-то говорил, Котя изредка молча кивал.