Приключения 1972-1973

– Но я даю вам еще один шанс. Мои люди умеют допрашивать. И если я узнаю, что этот черномазый в действительности Мануэль Гвено, а не тот, кем вы мне его пытаетесь представить, не от вас, а от него самого… Словом, подумайте о своих детях. Я думаю, что отцам неприятно доживать век, если они лишатся детей из‑за собственного глупого упрямства. Тем более что министр этот парень или нет – у него одна дорога: пуля в затылок – ив лагуну. – Он снова поежился. – Вы видите, господа, я нервничаю. Давно мне уже не бывало холодно. Прошу вас, не доводите меня до необходимости принимать крайние меры. Я пойду поброжу пока по саду, соберусь с мыслями. Мне надо собраться…

В голосе его была усталость.

Кейта Диеш с ящиком полевой рации появился из темноты и щелкнул каблуками.

– Есть новости? – обернулся к нему майор и поморщился: типичные черты африканца в сочетании с крашеными волосами и белой в желтых пятнах кожей Диеша раздражали его. Еще в лагере немец громко заявил, что согласен с обычаями некоторых племен убивать альбиносов при рождении.

– Группа «Зэт» захватила полицейские казармы, сэр, – доложил радист. – Сарыч сообщает, что через час начинается общая атака.

– Доложи Сарычу, что мы выступаем к радиодому.

Радист козырнул, четко сделал поворот кругом.

Хор проводил его взглядом, криво улыбнулся и твердым шагом пошел к двери.

Корнев и Мангакис переглянулись.

– Похоже, что дело серьезно, – заметил Корнев. – И если их не остановят…

– Как вы можете сейчас об этом думать! Советник нервно вскочил.

– Этот зверь – сумасшедший. И он не остановится перед убийством моей дочери и вашего сына. Для него это ровно ничего не значит. Вы понимаете? Он убийца, профессиональный убийца!

– А что вы предлагаете? Пойти и сказать ему, что они действительно схватили Мануэля Гвено?

Корнев вышел из‑за стола, прошелся по холлу. Радист, устроившийся на веранде, не спускал с него настороженных глаз.

– Я не знаю… Я просто не знаю, что делать в таких случаях!

Грек опять хрустнул пальцами.

– Но я не хочу, понимаете, не хочу вмешиваться в эту историю! Я сыт по горло прошлым. Я проиграл войну, я потерял веру в страну, которую любил как страну свободы. Даже жену у меня отняла политика. И единственное, что у меня еще осталось в жизни, – это Елена. И я отдам все, все… – Он помолчал. – …чтобы спасти свою дочь!

– Ценою жизни другого человека? А что она скажет вам, когда узнает об этом?..

Корнев вздохнул, на мгновение задумался.

– Нет, – решительно сказал он. – Мне бы Евгении этого не простил.

– Но нельзя допустить, чтобы…

На Мангакиса было страшно смотреть. Перед Корневым был глубокий старик – с трясущимися руками, опущенными плечами, раздавленный жизнью.

– Что же делать?

В голосе Мангакиса было отчаяние.

– И потом ведь майор сказал, что все равно расстреляет этого человека – министр он или не министр. Корнев посмотрел на часы:

– Пять минут одиннадцатого. Значит, у нас, если верить майору, в запасе 25 минут. Наступать они начнут в одиннадцать и к этому времени рассчитывают захватить радиостанцию.

– А полицейская казарма уже захвачена. Если они победят…

– …все ваши реформы полетят к черту! – окончил его мысль Корнев.

Мангакис вздрогнул и закусил губу.

– И вам придется испытать еще одно поражение в жизни. Последнее и окончательное!

Он пристально смотрел в лицо экономического советника, и голос его был холодным и жестким:

– Вы лжете самому себе, Бэзил. Посмотрите на себя со стороны и признайтесь в этом хотя бы сейчас.

Мангакис упрямо мотнул головой.

– Нет! Нет! И еще раз нет!

Корнев прищурился.

– Нет, Бэзил, жизнь не сломила вас!

Он помолчал, прошелся по холлу. Затем подошел и остановился перед сидящим на стуле советником.

– И напрасно вы стараетесь убедить себя, что можете отречься от того, что вам дорого. Признайтесь хотя бы сейчас, в этот момент: вы любите то, что делаете в Богане вместе с Мануэлем Гвено, вместе с людьми, с которыми вы работаете, позабыв о том, что их кожа отличается от вашей. Признайтесь, ведь вы мечтаете тайком о том времени, когда в Богане люди будут служить тем идеалам, за которые вы в свое время сражались в Греции. Вы мечтаете выиграть здесь борьбу, которую проиграли в сорок девятом. И победить не оружием, а силой своих знаний, отданных людям маленькой африканской страны.

– Но что вы всем этим хотите сказать? – хрипло проговорил Мангакис. Лицо его осунулось, он словно сразу постарел.

– Иногда достигнутое необходимо защищать с автоматом в руках! – отчеканил Корнев. – Вы были в ЭЛАС не меньше чем полковником.

– Я отказался от прошлого!

– И это говорит герой гражданской войны Микис…

– Молчите! – вскочил Мангакис. – Вы… Откуда вы знаете мое имя?

Корнев спокойно положил ему руку на плечо.

– В юности я писал стихи о Греции и собирал вырезки – статьи, карты, фотографии. Наша война уже кончилась, и я не успел убежать на фронт, хотя и пробовал трижды. А вы дрались с фашистами…

Он прищурился:

– В одном из наших журналов был напечатан и очерк о вас, о полковнике ЭЛАС Микисе Ставропулосе!

– В газетах было, что я погиб, – глухо ответил Мангакис.