Приключения 1974

— При чем тут русские? А полицаи — немцы?

— Давай дело толкуй, а не воду толки!

— Вас тут сотня или полторы здоровенных, не раненых, вооруженных! — Редькин пронзал глазами впереди стоящих. — А что вы делаете? Служили в армии, а где ваша дисциплина? Я прошел сюда, обойдя на один десяток метров вашего часового! Чем вы заняты, когда немец топчет вашу землю? Неделю назад фон Шренк сжег членов семей шалыгинского отряда...

Толпа глухо зарокотала, тесно сдвинулась вокруг. Глаза людей загорались злобой.

— Всех сожгли! — кричал Редькин. — Женщин! Детей! Грудных жгли! Вы отомстили?

Толпа заревела. В тот же миг Репнев заметил, как начали оборачиваться задние, потом все смолкли. Расталкивая людей лошадиными грудями, от ворот приближались трое.

— Что за сельрада? — спросил первый всадник, чернобровый, с яркими глазами на смуглом тяжелом лице. — В пользу МОПРа, что ли, собирают?

Толпа как-то осела и раздалась.

— Вот, командир, тут, — пояснил кто-то, — партизане! Редькин, капитан!

— А-а, — сказал чернобровый, останавливая коня напротив Редькина, — командир Редькин! Как же! Слыхал! И чего ж он хочет, командир Редькин?

— Зовет, значит, — сказал бородач, с которым вышло первое столкновение на улице. — Немцев, значит, это... бить, значит!

— Редькин немцев бить зовет? — Чернобровый усмехнулся и взглянул в упор на Редькина. Тот сверлил его взглядом.

— Чего ж он не скажет, ваш Редькин, как он свой отряд бросил, а сам сюда драпанул? — спросил, жестоко улыбаясь, чернобровый. Лошадь под ним закрутила головой, заволновалась. — Отряд-то где твой, капитан? — спросил он, наклоняясь вперед. — Отряд-то тю-тю! А ты тут моим обормотам головы мутишь?

Толпа затаила дыхание.

— Отряд погиб в бою! — сказал Редькин, подаваясь вперед и впиваясь глазами в чернобрового. — То, что я жив, случайность. Отряд погиб, но оттуда потом гору эсэсовцев вывезли! А ты, Будилов, ты своими боями похвастать можешь? Или только насилиями да грабежами!

С минуту они, высясь над всеми, уничтожали друг друга взглядами.

— Взять! — крикнул Будилов, толкнул коня вперед — и тотчас Редькин выстрелил у самого конского уха. Толпа дрогнула и рванулась, но Редькин и Репнев снова выстрелили в воздух одновременно.

— Взять! — снова приказал Будилов, конь отнес его метров на десять, и вокруг него толпился с десяток самых преданных людей. Опять толпа стала сжиматься вокруг Редькина, но вдруг взрывы уронили всех на землю.

— Лежать! — завопил отчаянный мальчишеский голос. — Товарищ командир, давай сюда! Прикрою!

Рядом с Юркой целился в лежащих из немецкого «шмайсера» Трифоныч. Редькин и Репнев кинулись к выходу. Над слегой ограды Юрка заносил руку со второй гранатой. — Рвануть, товарищ командир?

— Уходим! — бросил Редькин. — Юрка, не сметь!

— Лежать, — приказал Юрка будиловцам, а Трифоныч ударил очередью поверх голов, — дезертиры! Разрешил бы командир, зажмурились бы вы у меня навечно.

Редькин нырнул между слегами. Репнев догнал его. Они залегли на огородах, дожидаясь перебегавших Трифоныча и Юрку. От школы уже гвоздили автоматы. Трифоныч, не оглядываясь, послал в ту сторону очередь.

— Сорвалось. — Редькин на бегу тоже выстрелил назад. — Сволочь эта, Будилов, сорвал. А был бы отряд в самый раз...

 

Полина подошла к кровати и, закрыв ладонями лицо, упала на нее. Поля, Поля, что с тобой делается! Ты должна доказать им всем, что ты с ними, со всеми, с твоим народом, который бьется сейчас, не жалея крови, гнется, но не ломится. Грохнуло и немедленно грохнуло еще раз. Зазвенели стекла. Далеко где-то в центре поселка застучали автоматы, донеслись какие-то крики! Наши пришли? Она ринулась на веранду. Там уже стояла, перевесившись через перила, Нюша.

— Никак бой? — спросила она, взглянув шальными и радостными глазами на Полину.

— Наши, Нюшенька! — закричала Полина. Они обнялись, две женщины, две родные души, охваченные сейчас одним восторгом.

Все смолкло. Они ждали в онемении. Молчание становилось все тревожней и все красноречивей.

— Взорвалось чтой-то, — сказала Нюша, сразу постарев.

Полина почувствовала вдруг, как она устала, и ушла к себе. Минут через двадцать зарычал мотор автомобиля. Смолк у крыльца. Постучав, но не дождавшись разрешения, вошел постоялец, за ним тихонько втерлась вдоль стенки Нюша.

— Подросток четырнадцати лет бросил гранату в управу, — сказал постоялец, бесцельно вынимая и рассматривая книги с полки, — четырнадцать лет, Михей Краснов.

Полина, сидя на кровати, бездумно переводила.

— Ми-хей-ка, — потерянно покачала головой Нюша. — Пелагеевны сын. Хроменький.

— Его застрелили эсэсовцы у дверей управы. Он не бежал, — говорил постоялец. — Эсэсману было легко стрелять... В безоружного. Убит бургомистр, ранен его заместитель.

Нюша убрела, держась за стенку.

— Фрау Мальцева, — сказал постоялец. — Я глубоко опечален всем этим... — Он поклонился и вышел.