Пятрас вежливо поблагодарил и уселся в ожидании вопросов.
— С кем имею честь?
— Пятрас Клудис! — ответил Жмудис, смущенно наклонившись.
— Меня зовут Эгидюс Рокас, — представился блондин, отодвинул стул и, сев против Жмудиса, положил руки на стол. — Господин Клудис, мне необходимо кое-что выяснить у вас. Прежде всего, кто вас послал сюда?
— Господин Пронас!
— Вас инструктировали о ваших дальнейших заданиях?
— Нет. Мне было сказано только, чтобы я выполнял все указания господина Скочинского.
— Хорошо. Мне сказали, что вы человек деловой и расчетливый, поэтому говорю прямо: за вашу работу вы будете хорошо вознаграждены. Только условие: быть предельно внимательным и помнить, что в нашем деле малейшая ошибка подобна смерти.
— Я это знаю, меня господин Пронас предупреждал.
— Ну тогда все в порядке. Советую сначала отдохнуть. А потом мы поговорим подробнее о предстоящих делах. — Рокас подошел к стене и три раза постучал в нее.
В комнату вошел тот самый лесовик и остановился в выжидательной позе.
— Пиккерис, — сказал Рокас, — отведите, пожалуйста, господина Клудиса в комнату у веранды и позаботьтесь о еде для него и отдыхе.
Лесничий привел Пятраса в маленькую комнатку. Тускло горела у окна керосиновая лампа. Рядом с дверью на стене был прилажен рукомойник. Пиккерис подошел к лампе, выкрутил фитиль и молча вышел.
Оставшись один, Жмудис в волнении ходил по комнате. «Вот оно, волчье логово, — думал он. — Неплохо же вы, подлецы, устроились вдали от нашего глаза… Однако что за дурацкий разговор произошел у меня с этим Рокасом? Проверка — не проверка. Все, о чем он меня спросил, он мог узнать и у Скочинского. Зачем понадобилось устраивать эти смотрины?»
А между тем усталость и напряжение взяли свое, и стоило Жмудису прислонить голову к подушке, как он будто провалился в глубокий сон.
Сколько он проспал, сказать трудно. Очнулся же от громкого и заливистого смеха. А затем услышал чей-то глухой разговор за стеной. Затаив дыхание, прислушался. Говорили двое. Высокий мужской голос прерывался другим, гудящим, пропитым, сиплым. Жмудис пытался уловить хотя бы обрывки разговора. Говорили по-немецки Скочинский и Рокас.
— Господин Граймер, — это говорил Рокас, — вы, право, родились под счастливой звездой. Вам чертовски везет в этом запутанном мире. Вы уходите домой, в распоряжение полковника Лигница, а он к вам явно благоволит. И, конечно, отзывает он вас неспроста. Скорее всего он поручит вам хорошую работу в подготовке к новой войне. Ведь нам предстоит поход, который затмит подвиги Карла XII и Наполеона. И Лигниц сейчас тренирует будущих парашютистов для диверсионной деятельности на территории России. Чем для вас не работа? Мы же здесь создадим опорные точки: чтоб было на кого опереться, когда грянет первый выстрел. Все это часть обширного стратегического плана, разработанного самим фюрером. И победа наша будет быстрой и легкой. Так было в Польше, Чехословакии, Франции. Так будет и в России… Мы тоже недаром едим хлеб фюрера!
Слышно было, как Рокас хрипло засмеялся.
— Я так рад, что скоро буду дома! И я хочу знать, дорогой Карстен, как вы думаете перебросить меня — через Неман или мне придется идти на Мемель?
— Думаю, у вас нет и не будет никаких поводов для волнений. До Таураге здесь рукой подать, доедете на подводе. А там поезд с русской пшеницей, и вы, милый мой, в Тильзите! Этот путь уже испытан несколько раз, и никто о нем не догадывается. Но ладно. Скажите лучше, какое все-таки впечатление на вас произвел шофер, который привез вас?
— Самое благоприятное. Смелый, решительный, работает на нас охотно, ненавидит Советы. По-моему, самая заветная его мечта — рассчитаться за все потери, которые он понес.
Больше Жмудис прислушиваться не мог — в комнату вошел лесничий. А когда, расставив на столе тарелки, он удалился, за стеной было уже тихо — видно, беседующие вышли из комнаты.
Жмудис сел к столу и принялся за еду, повторяя в уме все, что ему довелось услышать, «Скочинский — Граймер. Рокаса зовут Карстен. Это уже много…» Покончив с ужином, Жмудис закурил, продолжая раздумывать о своем. Через некоторое время снова появился Пиккерис, собрал посуду и тихо спросил:
— Вам больше ничего не надо?
— Благодарю! Пока ничего! — ответил Пятрас, затягиваясь папиросой.
После ухода лесничего он накинул на плечи пиджак и вышел на террасу, густо увитую плющом. Кругом стояла непроглядная темень. Шумели вековые ели и сосны. Дождь перестал, но из леса тянуло болотной сыростью и запахом хвои. Где-то за постройками, в лесу, прокричала ночная птица, нарушив монотонную тишину. И снова кругом все стихло.