Приключения 1979

— Ну, допустим, я.

— А точнее?

— Чего точнее? Сдавал. Разве запрещено?

— Пиджак ваш?

— Мой.

— Где купили или сшили на заказ?

— Купил.

— У кого, позвольте узнать?

Мотонин молчит, уставившись в пол. Достает сигарету, роется по карманам, находит коробок. Спичка ломается. Видно, руки у него сейчас нетвердые.

— У кого же купили?

— Приходил тут один мужик, говорил — деньги нужны позарез. Продал по дешевке, я и взял.

— Точно приходил. Пьяница, наверное. Мы и купили. Думали, все равно пропьет. — Это уже Мотонина идет на выручку сыну. — А Витеньке он не поглянулся. Мы и сдали в комиссионку.

— Когда приходил мужчина, кто из вас был дома?

— Да мы все были: и я, и Витя, и Валюша. Все были... — И тут Мотонина осекается, и на лбу у нее бисеринки пота. Видно, она опытная женщина. Очень опытная. Поняла сразу: сказала не то.

— Мария Георгиевна, будьте любезны на два слова в другую комнату, — приглашает ее один из сотрудников. Мотонина тяжело двинулась к двери, бросив тревожный взгляд на сына.

Так они и думали — получилось полное расхождение портретов «неизвестного мужчины». Мать: «Худой, лысый, лет сорока». Сын: «Белобрысый, молодой, лет двадцати восьми».

— Выходит, не успели договориться, граждане Мотонины?

Молчат.

— А где дочь?

— Уехала отдыхать на юг.

— Так кто же передал вам пиджак?

— Один знакомый Валентины.

Смирнову доложили: Мотонины запутались окончательно, выкручиваются, врут.

— Ничего, пусть пока врут. Запросите в прокуратуре санкцию на обыск и арест. Приготовьте понятых.

Такси притормозило у большого дома. Из машины вышли двое мужчин с хозяйственными сумками в руках. Один высокий, другой приземистый, полноватый. Пересекли двор, скрылись в подъезде. Старый скрипучий лифт поднял их на 6-й этаж. Направились к 35-й квартире. Высокий нажал кнопку звонка. Им открыли. Зашли в прихожую и увидели направленное дуло пистолета.

— Стоять на месте и руки вверх!

...Первое желание отоспаться — скажем, часиков восемь культурного сна в чистой постели под хрустящей от крахмала простыней. Нет, восемь пока не получится. А уж пять точно — так подумал Смирнов, когда машина везла его домой.

Но и пять не получилось. Дома он пробыл ровно столько, чтобы побриться, выпить чаю и переброситься с сыном парой слов. Срочно вызывал Парфентьев.

— Дела, значит, такие, Борис Всеволодович, — сразу же начал Парфентьев, как только Смирнов переступил порог кабинета. — «Интеллигент» и «коротышка» заявили, что они психобольные. Один поет арии, другой пытается пить чернила.

Смирнов улыбнулся.

— Сколько мы с вами, Иван Алексеевич, в этих стенах перевидали «сумасшедших»!

— Ты займись ими. Да, задержали и Валентину Мотонину, скора доставят.

Не успел он начать допрос, как один из сотрудников положил ему на стол бумагу.

— Прочтите, очень любопытно.

Борис Всеволодович просто впился в строчки. Вон оно что, оказывается, «коротышка» — вор-профессионал Дубок, имел двенадцать судимостей.

Он сразу же начал петь. Потом упал на пол и театрально зарыдал. Смирнов даже не посмотрел в его сторону, делал себе какие-то пометки в блокноте. Дубок рычал, ругался, бил себя по голове кулаком. Борис Всеволодович продолжал свои записи. Наконец «сумасшедший» сел на стул и опять запел.

— Кончай, Дубок, играть. Ты же в розыске, а не в театре, зрителей нет. Давай лучше говорить по делу, — спокойно сказал Смирнов.

Дубок замолчал. Усмехнулся, провел ладонью по морщинистой щеке.

— Что, начальник, предлагаешь жесткий, бесплацкартный и без пересадки в места родные?

— Ну вот, Дубок, теперь с тобой приятно говорить, а то арии, слезы... Перейдем к делу.

Начался первый допрос. Потом их будет много. Перед Смирновым пройдет целая галерея людей алчных, опустившихся и коварных. Он будет допрашивать портного с Арбата, который за солидный куш перешивал и перекраивал краденые вещи. Он будет допрашивать почтальоншу. Это она наводила грабителей на адреса. У нее Дубок взял газету что-то завернуть и опрометчиво оставил ее в обворованной квартире. Перед ним будет сидеть медсестра, тоже наводчица. Бывая у больных по вызову, она внимательно запоминала расположение комнат, систему замков. Медсестра несколько раз приезжала к актрисе делать ей уколы и попутно, по приказу Дубка, разведывала обстановку.

Самым мерзким в группе был Фомичев, он же «интеллигент». Обуреваемый жаждой наживы, Фомичев ради денег мог пойти на любой самый подлый шаг. Вся его жизнь была соткана из подлостей, мелких махинаций, афер. А потом его заприметил Дубок, и Фомичев, уже доживший до седых волос, стал грабителем.

Пройдет несколько лет, и Борис Всеволодович обнаружит у себя в письменном столе старый блокнот, тот самый блокнот, в котором он делал пометки, когда конвоиры привели Дубка. На первой странице он увидел запись «Пиковая масть» из крапленой колоды». А ведь, пожалуй, точно, написано.

Когда Борис Всеволодович закончил свой рассказ, он вдруг улыбнулся.

— Что-то вспомнили веселое? — поинтересовался я.