Приключения 1986

— Отпусти, начальник! Христом-богом прошу! Хошь, на колени стану? Отпусти! Откроюсь я тебе… Из заключения иду. Все свое отсидел, домой пробираюсь, детишки у меня, ждут, поди… А тут вот чуть с голоду не помер, в тайге-то. Ну, шлепнул эту… Ты сам рассуди, каково мне теперь перед властями оказаться? И старое припомнят, и новое припаяют. А ведь не вор я и не бандит, за бабу страдал, за ревность. Эх! Это из-за двух-то пудов мяса!

Кажется, поверил Белов. Вроде бы сочувствием или сожалением покривилось его лицо. Но словами не слишком-то обнадежил Щапова:

— Не в тюрьму же я вас веду. В Тернове тюрьмы нет. Вот выясню личность, адрес, составлю протокол и отпущу. Поступите работать и заплатите штраф за оленуху.

— А какая тебе польза от штрафа? Чай, весь его в государство сдашь. Ты меня лучше отпусти, поверь моему слову — да вот ни в жизнь ни одного человека не обманул! — и я приду к тебе сам и по-тихому тебе вручу… Да я, хошь, самородок тебе преподнесу, сто двадцать три грамма, у меня в верном месте припрятан! Еще корень женьшень дам, на перваке, в бутылочке настоян. От него во как твое здоровье поднимется…

— Ну и тип, — криво усмехнулся Белов. — Ну, нечего, шагай.

Снова тронулись.

И вдруг глаза Захара Щапова засветились.

Казалось бы, что особенного: на кусте ветка надломлена. И все же с определенным смыслом, даже как бы настойчиво, ее ошкуренный конец указывал вперед и чуть левей. А там — еще одна точно так же направленная неизвестной рукой ветка…

Щапов осторожно оглянулся: заметил конвоир или нет? Тот идет задумавшись, ничего он не заметил. Однако внимания, хват этакий, не теряет.

— Идите прямо. Что это вас все влево заносит?

— Тут тропка оленья, тащить малость полегче. Замаялся я…

Белов уступил, смолчал; заинтересовался укрытой снегом тропкой, действительно, есть здесь хоженый звериный путь, видимо, водопой близко…

Через минуту — новый знак, тонкая, неестественно прямая линия, как бы прочерченная по снегу поперек звериной тропы. А дальше — просвет, и угадывался близкий овражий склон…

В трех шагах от странной линии Щапов скинул с плеча веревочную петлю и, как-то нелепо подпрыгнув, чем немало удивил конвоира, дал стрекача.

— Эй, охотничек, ты у меня не балуй! — крикнул сзади Белов и, перемахнув через оставленную на тропе оленью тушу, бросился за Щаповым. Он, пожалуй, так ему, по крайней мере, показалось, был уже близок к то-му, чтобы схватить беглеца за шиворот, как вдруг его нога за что-то зацепилась.

Упасть он не успел. Конечно, никакая не линия чернела там, на снегу. То была тонкая проволока, одним концом привязанная к концу дерева, а другим тянувшаяся к огромному, словно для рук великана, настороженному луку. Именно за проволоку и зацепил Георгий Андреевич, и жуткая конструкция сработала: прыснул в сторону костяной колышек-сторожок, удерживавший тяжелую, с кованым наконечником стрелу, и она, стремительная, как молния, со страшной силой толкнула зоолога в плечо. Выпущенное из рук ружье полетело в одну сторону, шапка — в другую, самого же Белова, буквально сбитого влет, швырнуло к дереву и пригвоздило к корявому стволу. Ударившись головой, он потерял сознание.

К счастью для пострадавшего, Щапов так и не увидел всех последствий своей хитрости. Кубарем скатившись в сумрачный распадок, он ухнул в незамерзшую бочажину стекавшего по каменным террасам ручья. Выбравшись, заметался, весь с головы до ног мокрый, не зная, в какую сторону податься, и со страхом посматривая вверх, где вот-вот мог появиться этот опасный директор. В конце концов кинулся вдоль по ручью.

В это же самое время запряженная в дровни мохнатая лошаденка свернула с малоезженой лесной дороги на целик. Правила лошаденкой молодая женщина: большеглазая, с длинными ресницами, пылко румяная и вся налитая — кровь с молоком. Рабочая одежда (шерстяной платок, ватник, перепоясанный ремнем) не портила этой зрелой красоты. Настораживало лишь выражение лица красавицы — озабоченное, с примесью раздражения, какое овладевает властными натурами, когда они вынуждены делать то, что им не нравится.

Не слишком утруждаясь выбором дороги, чтобы хоть немного облегчить лошади передвижение по трущобистой, с пнями и грудами сушняка местности, возница вскоре достигла того самого места, где Белов задержал браконьера. Небольшой штабелек метровок указывал, что тут было что-то вроде вдовьей делянки.

Сдернув рукавичку и сунув в рот пальцы, женщина посвистела — два раза протяжно и один раз коротко. Никаких ответных звуков не последовало.

Прождав некоторое время понапрасну, женщина что-то с возмущением пробормотала, извлекла из-под охапки сена увесистый полотняный мешочек и вроде как намерилась приступить к погрузке дров, с которой, раз уж никто на ее призыв не явился, ей предстояло справиться в одиночку. И только тут ее внимание привлекли следы и капли крови.

Явно испугавшись, женщина дернула вожжи, чтобы поскорей развернуть сани, но тотчас одумалась: прикрыла холщовый мешочек сеном и, уже почти спокойно причмокнув, направила лошадь прямо по следам, напряженно всматриваясь вперед.