Приключения Айши

– Может быть, – ответил я, – но если твоя возлюбленная сломанной тростинкой вонзается тебе в сердце или если твоя любовь не встречает ответного чувства – что тогда? Зачем высекать письмена своих горестей на каменной плите, если достаточно начертать их на воде? Нет, Айша, я проживу отпущенное мне время, состарюсь вместе со своим поколением и умру в назначенный час, чтобы уйти в забвение. Ибо я верю в истинное бессмертие, по сравнению с которым тот небольшой промежуток времени, что ты мне можешь подарить, не более чем палец рядом с этим обширным миром; и знай: то бессмертие, которое обещает мне моя религия, будет свободно от уз, связывающих мой дух здесь, на земле. Плоть уязвима для горя, порока и скорпионьего яда греха, но, когда с нас спадет плотская оболочка, наш дух ярко воссияет в облачении вечного добра; и дышать он будет не обычным атмосферным воздухом, а эфиром благороднейших мыслей, рядом с которыми покажутся тяжеловесными и грубыми высочайшие устремления нашего мужества и чистейшее благоухание девичьей молитвы.

– Высоко устремлен твой взгляд, – со смешком ответила Айша, – и голос твой вещает громко и уверенно, подобно трубному гласу. Но ведь ты говоришь о том самом Неведомом, что скрыто от нас саваном. И смотришь глазами твоей религии, видя будущее через цветное стекло своего воображения. Странные картины того, что будет, рисует себе человечество, пользуясь кистью веры и пестрыми красками фантазии. Не менее странно и отсутствие между ними сочетания. Я могла бы рассказать тебе… но зачем? Для чего отнимать у шута его погремушку? Не будем больше об этом, но помни, о Холли, когда ты достигнешь дряхлости и старческое слабоумие начнет творить хаос в твоем мозгу, ты еще горько пожалеешь, что отверг этот царский дар. Но так уж устроен мир: человек никогда не довольствуется тем, что у него под рукой. Он отшвыривает светильник, который помог бы ему найти дорогу во мгле, потому что это не звезда. Счастье маячит перед ним, словно болотный огонек, но он хочет схватить и этот огонек, и звезду. Он пренебрегает красотой, потому что чьи-то губы кажутся ему слаще, пренебрегает богатством, потому что у кого-то больше сребреников, пренебрегает славой, потому что есть люди более великие. Ты сам это говорил, я только обращаю твои же слова против тебя. Ты мечтаешь сорвать звезду с неба. Я не верю, что это возможно, и считаю, что ты поступаешь глупо, мой Холли, отшвыривая протянутый тебе светильник.

Я молчал: не мог же я объяснить, тем более в присутствии Лео, что с тех пор как увидел ее лицо, оно неотступно стоит и всегда будет стоять у меня перед глазами и что у меня нет желания продлить жизнь, которая будет отравлена мучительными воспоминаниями и нестерпимой горечью неразделенной любви. Так оно было, так оно, увы, остается и по сей день!

– А теперь, – продолжала Она, меняя и тон, и тему разговора, – расскажи мне, мой Калликрат, как тебе удалось отыскать меня здесь, ведь я еще ничего об этом не знаю. Вчера ты сказал, что Калликрат – тот, кого ты видел, – твой предок. Расскажи об этом подробнее – ты очень молчалив.

По ее просьбе Лео поведал удивительную историю о серебряной корзинке и черепке с надписью, сделанной его прародительницей, египтянкой Аменартас. Айша слушала внимательно и, когда он закончил, обратилась ко мне с такими словами:

– Не говорила ли я тебе, о Холли, – это было во время болезни моего возлюбленного, – что добро может порождать зло, а зло – добро, что сеятель не знает, каким будет урожай, а занесший руку – куда придется его удар? И вот видишь, египтянка Аменартас, царственная дщерь Нила, которая меня ненавидела и которую я по сей день ненавижу, ибо, как там ни суди, она все же одержала надо мной верх, сама же и привела ко мне моего возлюбленного. Из-за нее я убила его, но благодаря ей же он возвратился ко мне. Она замышляла зло против меня, посеяла семена, чтобы я пожала плевелы, и что же? Более щедрого дара не мог бы мне дать весь мир; попробуй вписать этот квадрат в круг твоих понятий о добре и зле, о Холли! А ведь эта женщина, – помолчав, продолжала Она, – завещала своему сыну убить меня, чтобы отомстить за отца. Ты, мой Калликрат, как бы и отец и сын одновременно, и если ты хочешь отомстить мне и за себя, и за свою прародительницу… вот, смотри… – Она упала на колени и приспустила еще ниже корсаж своего белого платья, обнажив грудь цвета слоновой кости, – смотри: здесь бьется мое сердце, а под рукой у тебя лежит тяжелый, длинный и острый кинжал – самое подходящее оружие, чтобы убить заблудшую женщину. Возьми же его и отомсти. Вонзи его в мою грудь по самую рукоятку! Так ты отомстишь, Калликрат, и проживешь всю жизнь в счастливом сознании исполненного долга, завещанного тебе минувшим.

Лео посмотрел на нее, протянул ей руку и помог встать.

– Ты прекрасно знаешь, Айша, – печально заговорил он, – что я не могу поднять на тебя руку, даже если хотел бы отомстить за ту, что ты убила вчера. Я всецело в твоей власти, твой покорный раб. Как же я могу убить тебя? Скорее уж я покончу с собой.