Более двух часов я и Лео с взвинченными нервами и встревоженными глазами обсуждали происходящие с нами поразительные события. Мы, казалось, видели их во сне, читали о них в сказке, но ведь это была величавая, холодная реальность. Кто бы мог поверить, что письмена на черепке не содержат ничего, кроме чистой правды, и что мы сами в этом убедимся: та, кого искали мы двое, терпеливо ожидала нашего прибытия в усыпальницах Кора. И кто мог бы предположить, что именно Лео окажется тем самым существом, которого
Глава XXII
Предчувствие Джоба
Наутро, часов около девяти, к нам зашел Джоб: видно было, что он все еще не оправился от пережитого им накануне потрясения и страха, – и очень обрадовался, когда, вопреки своим опасениям, нашел нас живыми и невредимыми. Он был очень расстроен, услышав об участи бедной Устане, которую он, впрочем, не очень жаловал, так же как и она его, и еще горячее возблагодарил Небо за наше спасение. При жизни Устане на своем ублюдочном арабском диалекте называла его Свиньей, а он называл ее по-английски «девкой», но после гибели девушки, убитой ее повелительницей, у него изгладились все воспоминания об этом обмене «любезностями».
– Вы уж простите, ежели я что не так скажу, сэр, – проговорил Джоб, после того как кончил причитать по поводу услышанного, – но только эта
– Но ведь
– Да, но в уплату за этот должок
– Да, это странная страна, и народ здесь живет странный, Джоб, – ответил я со вздохом; в отличие от Джоба, я человек не суеверный, однако питаю (не поддающийся объяснению) страх перед всем, что представляется мне сверхъестественным.
– Верно, сэр, – согласился он. – Пока мы тут одни – мистер Лео спозаранок ушел прогуляться, – я бы хотел вам кое-что сказать, вы только не думайте, что я совсем сдурел… Эта страна – последняя, которую я вижу в своей жизни. Прошлой ночью мне приснился отец, одетый в ночную рубашку вроде тех, что носят здешние дикари для пущей важности; в руке у него был пучок перистой травы, что растет в трехстах ярдах от входа в эту проклятую пещеру. «Джоб, – говорит он этак торжественно, весь собой довольный, будто методист-пастор, когда продал соседу хворую кобылу заместо здоровой, да еще и содрал с него двадцать фунтов, – пришло твое времечко, Джоб. Вот уж не ожидал, что сыщу тебя в такой дыре, сынок. Еле-еле разнюхал, где ты. Нехорошо, сынок, заставлять старика тащиться в такую даль, я уж не говорю о том, чтó мне пришлось вытерпеть от здешних разбойников…»
– Да уж, с ними лучше не связываться.
– Вот-вот, сэр, то же самое сказал и мой отец: «Таких злодеев сроду не видывал». И тут он прав-правешенек, уж я-то знаю, что это за народ, – того и гляди напялят на голову тебе раскаленный горшок, – печально продолжал Джоб. – «Пришло твое времечко», – сказал отец и еще, прежде чем уйти, добавил, что скоро, мол, мы свидимся, будем вместе, а ведь отец и я никогда не могли пробыть вместе больше трех дней, обязательно поцапаемся – и врозь; и если уж мы свидимся, то, верно, будет то же самое.
– Уж не думаешь ли ты, что тебе угрожает смерть, потому что тебе приснился старый отец? – сказал я. – Если бы всякий человек, которому привиделся отец, умирал, что было бы с тем, кому привиделась бы мачеха?