— Кое-какой смысл стучать мог бы еще быть, — продолжал Швейцар-Головастик, не обращая ни малейшего внимания на вопрос Алисы, — если бы эта дверь нас разделяла. Пример. Вы, барышня, находитесь в доме. Я нахожусь здесь. Вы стучите. Я отворяю вам дверь. Вы выходите. И вот вы тоже снаружи. Не так ли?
Все это время он не отрываясь глядел в небо, и Алиса решила, что он ужасный невежа.
«Хотя, может быть, он не виноват, — тут же подумала она, — просто у него глаза так устроены: сидят, честное слово, на самой макушке! Да, но хоть на вопросы-то он мог бы отвечать!»
— Как же мне попасть в дом? — повторила она погромче.
— Возможно, я просижу здесь, — продолжал Швейцар, — до завтра…
В этот момент дверь дома отворилась, и большое блюдо полетело прямо Швейцару в голову; ему сильно повезло — блюдо лишь слегка мазнуло его по носу и, попав в дерево за его спиной, разлетелось вдребезги.
— …или, возможно, до послезавтра, — продолжал Головастик как ни в чем не бывало, — а может быть…
— КАК МНЕ ПОПАСТЬ В ДОМ? — повторила Алиса уже совсем громко.
— А кто сказал, что вы вообще должны попасть в дом, барышня? — сказал Швейцар. — Начинать надо с этого вопроса, не так ли?
Так-то оно было, конечно, так, только Алиса не любила, когда с ней так говорили.
— Прямо ужас, как вся эта живность любит спорить! — пробормотала она себе под нос. — С ума можно сойти!
А Швейцар, судя по всему, решил, что настал самый подходящий момент, чтобы вернуться к его любимой теме.
— Может быть, я так и буду сидеть здесь — день за днем… День ото дня… Изо дня в день, — завел он.
— А что же мне делать? — спросила Алиса.
— Все, что хочешь! — ответил Швейцар-Головастик и начал что-то насвистывать.
«Да что с ним говорить! — подумала отчаявшаяся Алиса. — Это просто какой-то идиотик!»
Она решительно распахнула дверь и вошла. Дверь открывалась прямо в большую кухню.
Там стоял дым коромыслом: посреди на трехногой табуретке сидела Герцогиня и качала на коленях младенца; Повариха, согнувшись над плитой, что-то помешивала в большой кастрюле. Алисе показалось, что там варится суп.
«И-и-и-чхи! В этом — апчхи! — супе — чхи! — слишком много… а-а-а-пчхерцу!» — с трудом
Перцу действительно было слишком много, если и не в супе, то во всей кухне. Герцогиня и та чихала довольно регулярно; а младенец вообще не делал перерывов: он либо чихал, либо ревел и переставал реветь только для того, чтобы чихнуть… И наоборот.
Во всей кухне не чихали только двое: сама Повариха и большущий Кот — он лежал у печки и улыбался во весь рот.
— Скажите, пожалуйста, — начала Алиса нерешительно (она была воспитанная девочка и потому
— Это Чеширский Кот, — сказала Герцогиня, — вот почему. Поросенок!
Последнее слово она выпалила с такой яростью, что Алиса так и подскочила; но она тут же сообразила, что оно относится не к ней, а к младенцу, и, собравшись с духом, снова заговорила:
— Я не знала, что Чеширские Коты должны улыбаться. По правде говоря, я вообще не знала, что коты умеют улыбаться.
— Все они умеют, — сказала Герцогиня, — и большинство не упускает случая!
— А я, представьте себе, ни одного такого не знала! — сказала Алиса весьма светским тоном. В глубине души она была в восторге, что сумела завязать такую интересную беседу с Герцогиней.
— Ты многого не знаешь, — категорически заявила Герцогиня, — это факт!
Такого рода замечание Алисе никак не могло понравиться, и ей сразу захотелось поговорить о чем-нибудь совсем-совсем другом.
Но пока она старалась найти более привлекательный предмет для беседы, Повариха сняла кастрюлю с плиты и, не теряя времени, взялась за другое дело. А именно: она начала швырять всем чем ни попало в Герцогиню с младенцем.
В первую очередь в них полетели кочерга, совок и щипцы для угля, затем градом посыпались сковородки, тарелки, чашки.