Он на пару секунд слышал шепоты и видел галлюцинации. После, когда это прекратилось, черно-серый медведь убрал руки с головы и посмотрел на одноухого кролика. А в единственном глазе читался ужас, пока из него текла черная жидкость.
—… Ты проклят… — проговорил только он.
— Проклят? Как это… Проклят? Кем это? — шокированно спросил тот у медведя, около которого сели встревоженные Мангл и Голди.
— Незнаю, но это очень сильное существо, повидимому… У тебя были галлюцинации, слышал голоса? — ответил и начал опрашивать кролика Левша.
—… Ну да…
— А головная боль? Тошнота?
— Голова так и раскалывается…
— Погоди, тоесть Спрингтрапа кто-то проклял и из-за этого ты не смог ничего прочесть? И что за проклятие? — уточнил у одноглазого медведя Голден, на что тот сперва был вынужден промолчать, заставляя медведя понервничать. — Лефти?
—… Спрингтрап, ты имел дело с тенями вроде Шонни? — игнорируя вопрос черноглазого, задал очередной вопрос Трапу носитель золотой звезды, получая ответ.
— С ним и имел когда-то дело. А что?
— Ясно… А ты видел что-нибудь странное? Любая деталь может быть важна и поможет спасти тебя. — пытался докопаться до истины Левша, упорно смотря на кролика, от чего тот опустил взгляд.
—… Я видел сны… Они конечно отличались, но имели одну похожую деталь — черно-белые щупальца. — улавливая краем глаза взгляд Голдена в сторону него, в котором читалось недоумение, бледно-оливковый кроль предпочел держать голову опущеной.
— Черно-белые? — внезапно вспомнила молчавшая некоторое время лиса одну деталь — длинные когти Найтмарионна были черно-белыми. То же вспомнил и Лефти, что один раз с ним виделся. — Это может быть Найтмарионн…
— Вполне вероятно. Но как же нам точно выяснить? — черно-серыйм медведь опустил взгляд вниз.
Голден Фредди устремил свое видение в сторону плюшевой игрушки себя и поразмыслив пару секунд, высказал одну свою задумку.
—… Мы проникнем в разум Спрингтрапа…
***
Марионетка бесцельно бродил по коридорам пиццерии, в которой любезно позволили остаться Фантайм аниматроники, рассматривая при этом висящие на стенах плакаты. Но тут его взгляд приковался к постеру на котором была нарисована Баллора. Он слегка улыбнулся.
«Как же она прекрасна…» — пронеслось мечтательно у него в голове.
— Марион? — послышался голос той самой «прекрасной» у него за спиной, от чего кукла чуть ли не подпрыгнул от неожиданности и повернулся к ней. — Прости, если напугала…
— Д-да ничего… Я просто засмотрелся на плакат… — и при дальнейшиэ словах его ИИ словно отключился. —… Ты так прекрасна на нем… Да и в жизни… Ой… — он прикрыл рот, а девушка слегка покраснела. Да и сам он смутился. —… Я-я не это… В смысле это… Но…
— Все хорошо, Марион. И спасибо… — хихикнула лишь балерина, улыбаясь кукле и после переводя взгляд на плакат, словно вспоминая что-то.
— Баллора, а можно тебя спросить?
— Да?
— Помнишь, когда мы собирались искать Чарли и ты сказала, что пойдешь с нами, так как и ты видишь призраков… Ты видела как кто-то умер?
Девушка только печально вздохнула и чуть прикрыла глаза.
—… Женщина по имени Клара Афтон умерла от какого-то заболевания прямо у меня в галлерее… — печально проговорила она, от чего Марионетка слегка удивился. —… Благо детей почти не было рядом. Только её дочь и муж… А ведь забавно то, что я сделана по её образу. Кроме волос, одежды, цвета покрытия и глаз… — она повернулась к кукле, печально улыбнувшись и кладя руки на грудь. —… И моя грудь холодна…
После этого, девушка развернулась и чуть отошла. Марион молча смотрел на неё. И всё-таки она отличается от других девушек ещё и своими рассуждениями и мыслями. И это в ней ему нравилось. Чтобы как-то отвлечься от разговора, он решил спросить её о чем-то.
—… Кстати… А ты только танцевать, что я уверен красиво, умеешь или даже и петь? Просто я случайно слышал разговор…
—… Могу. Но песня немного жуткая…
— Ты можешь спеть, если хочешь…
На пару секунд балерина умолкла, а после стоя спиной к черно-белой кукле, начала петь красивым, хоть и слегка высоким, но сладким голосом.
— Почему ты сейчас не на карнавале
Когда музыка играет в зале?
Восторги деток не слышны
В час могильной тишины.
Надоело мне страдать:
Петь хочу и танцевать…
Если бы у Мари были уши, из них бы давно потекло машинное масло от наслаждения. Он молча простоял буквально пару секунд, пока Баллора поворачивалась к нему.
— Это… Было бесподобно… — проговорил, улыбаясь носитель белой маски, от чего синеволосая слегка смутилась. Когда девушка подошла к нему ближе, тоже улыбаясь, то он просто замер на месте, не отрывая взгляда от бледно-лиловых глаз барины. От их лиц оставалось пару сантиметров, когда… —… Баллора… Я давно хотел сказать, что… Что… Что мне надо идти… Прости…
С этими словами, Марионетка быстро стал уходить, проклиная свою «чертову» нерешительность в таком плане и под недоуменный взгляд Баллоры, что так и осталась стоять в одиночестве.
***