– Постойте, – крикнул бригадир Михал; он приподнялся, прокашлялся: – Я задам ей вопрос. Скажи-ка: как лучше сажать кукурузу – рядовым или квадратно-гнездовым способом?
– Только квадратно-гнездовым, – ответила голова категорическим тоном. И, повысив голос, выкрикнула: –
Механизаторы, внедряйте квадратно-гнездовой способ –
залог вашего светлого будущего.
– Я доволен, – пробормотал бригадир Михал.
– Ну и голова! – воскликнуло несколько голосов. Старушка снова перекрестилась.
– Послушай-ка, – продолжал бригадир Михал и, утерев губы ладонью, спросил: – Пора бороновать озимые или погодить? Ты как думаешь?
– День год кормит! – мудро заметила голова.
– Вот, слышишь? – просиял от удовольствия бригадир и многозначительно поглядел на председателя. – Ты хорошо слышал?
– Слышать-то слышал, но их благородие, голова, живет в сундучке и не ходит по полю. Она не знает, что корешки еще тонкие, как нитки. Пройдет борона и выдерет их начисто. Что тогда делать будем?
– Ничего не выдерет, – возразила голова. – Корешки доживут до глубокой старости. Меня слушайте!
– Был бы ты человеком, я б еще поверил, – со вздохом сказал председатель. – А то – голова без тела! Не согласен я. В зале раздался веселый, раскатистый мужской хохот.
Смеялся Аввакум. Он сидел в первом ряду и, упершись руками в колени, хохотал от души.
– Неужели вы не догадались, что это фокус! – воскликнул он, обращаясь к зрителям.
– Как не видеть, – сказал бригадир Михал. – Что это фокус и больше ничего, нам ясно. Но я хотел бы знать, как живет эта голова без тела и куда, к примеру, делось тело?
Для меня это очень важно, потому что товарищ председатель заявил публично перед всем собранием, что поверит голове, если увидит, что она с телом. Так ведь, товарищ председатель?
– Есть порядок на этом свете, – степенно заметил председатель и, помолчав, добавил, глядя на публику: –
Дал слово – держи!
– Вот это настоящий председатель! – обрадовано воскликнул бригадир. – Браво!
– Браво! – закричали из публики и зааплодировали.
– Если у этой головы отрастет тело, – продолжал председатель, – и она вылезет из сундучка, пройдется на своих ногах но сцене, закурит мою сигарету, тогда я разрешу Михалу бороновать. Но пусть сначала агроном подпишет это распоряжение.
– Готов хоть сейчас подписать, – заявил молодой человек, поднявшийся из задних рядов.
– Ты сиди, – сказал председатель. – Не спеши. Пусть голова подойдет ко мне и закурит из моих. Только тогда.
Аввакум кивнул Асену, который во время этой перепалки невозмутимо стоял на сцене в позе Наполеона.
– Прикажи голове вылезти из сундучка, – сказал он, улыбаясь. – И пусть она закурит у председателя.
Асену не хотелось огорчать председателя. Он даже успел тайком подмигнуть ему, дескать, не беспокойся, я тебя понимаю и поддержу. Поэтому он недовольно и даже враждебно поглядел на Аввакума.
– Какого тела вам надо от меня! Нет у меня никаких тел! Есть только голова – умная, живая голова. И живет она одинокая и неподвижная, в этом сундучке. Оставьте меня в покое, прошу вас!
– Эй, парень, так не пойдет! – воскликнул бригадир
Михал с молящими нотками в голосе.
– Именно так! – отрезал Асен, который начал сердиться. – Оставьте меня в покое. Что надо было показать, я вам показал. И за это вы должны сказать спасибо. А сейчас опустим занавес. – И Асен, огибая столик сзади, направился к левой кулисе.
– Подожди, – остановил его Аввакум. Он встал и подошел к сцене.
– Куда так заторопился? Хочешь ускользнуть, даже не поклонившись публике?
В голосе у него звенели острые, стальные нотки. Никто, кроме Асена, не видел выражения глаз Аввакума. Режиссер застыл на месте и побледнел.
– Подойди-ка сюда! – сказал Аввакум, не спуская с него глаз. – Еще! Еще один шаг! Стоп!
Теперь Асен стоял справа от столика, между передней и задней ножками. Он пытался изобразить подобие улыбки, но зрители, сидевшие в правой половине зала, начали вдруг топать ногами, свистеть и улюлюкать.
Только старушка, которая недавно истово крестилась, с удивлением оглядывалась по сторонам, и на лице ее блуждала натянутая, глуповатая улыбка.
Между ножками столика появилось неожиданное изображение – отражение Асена от пят до пояса. Зрители сразу же разгадали фокус: пространство между ножками столика было мастерски заделано зеркалами. Так как обе кулисы и задняя часть сцены были окрашены в один и тот же зеленоватый цвет, создавалась иллюзия, что под столиком ничего нет, – сидящие в зале видели лишь отражение досок пола и боковых кулис.
Зрители мстили за обман криками и свистом. Но тут посиневшая усатая голова вдруг стала опускаться, словно проваливаясь в невидимую дыру, и наконец совсем исчезла. Затем из опустевшего сундучка высунулась рука и, помахав публике, тотчас исчезла. Это получилось так забавно, что гвалт сразу стих и зал загрохотал от аплодисментов.
Смеялась и старушка, сама не зная чему.