«17 августа. Триград. Внезапная вспышка ящура в самой острой форме. Массовые и одновременные заболевания в направлении юг-север. Тревога среди населения пограничных деревень».
Слова «одновременные», «юг-север» были подчеркнуты толстыми красными линиями.
«18 августа. Только за минувшие сутки эпизоотия охватила районы Доспата, Борино, Лук. Граница блокирована. Полный карантин и прекращение движения по дорогам».
«19 августа. Массовая эпизоотия и в районе Девина».
«20 августа. Ящур распространился по всему Смолянскому округу»
«23 августа. Ничего утешительного. Принятые меры не дают никаких результатов. Эпизоотия продвигается к равнине».
В переписке имелись два распоряжения: министра земледелия и министра внутренних дел. Предупреждая, что бедствие может достигнуть общегосударственного масштаба, министр внутренних дел приказал пограничным войскам, органам госбезопасности и санитарным властям принять срочные меры по локализации эпизоотии и по выявлению диверсантов, распространивших доставленный из-за границы вирус ящура.
Встревоженный и мрачный, полковник Манов, наверное, уже в двадцатый раз перечитал приказ и снова принялся ходить взад и вперед по кабинету. «Госбезопасность должна, конечно, схватить за руку тех, кто принес и разжигает на нашей земле эпизоотию ящура, – думал полковник, – но дело Центрального управления по борьбе с эпизоотиями – локализовать и пресечь ее. Тогда что же значат слова «вакцина не оказывает действия»»?
Он велел телефонистке соединить его с доктором Светозаром Подгоровым, начальником Центрального управления. Полковник был с ним знаком и потому сразу заговорил на «ты».
– Слушай, друг, – начал он, стараясь говорить спокойно. – Ты можешь сказать, какое сегодня число?
– Двадцать седьмое августа, – четко и невозмутимо ответил Подгоров.
– Так… – полковник перевел дух и провел языком по губам. – Неделю назад ты уверял меня, что эпизоотия ящура у границы будет ликвидирована твоими людьми за пять-шесть дней. Ты помнишь?
– Вирус оказался слишком устойчивым, – ответил
Подгоров.
– А как же твоя вакцина? – взорвался полковник. – Ты же мне клялся, что это не вакцина, а чудодейственный эликсир!
– Во-первых, – сказал доктор, – вакцина не моя. Честь ее открытия мне не принадлежит. Во-вторых, она произведена на фармацевтических заводах Германской Демократической Республики, закуплена нашим правительством и принята согласно протоколу специальной комиссии, назначенной приказом министра. Все это, как мне кажется, необходимо иметь в виду, прежде чем говорить об упомянутой вакцине. И, в-третьих…
– В-третьих, – перебил его полковник, – я хочу знать…
Госбезопасность хочет знать, почему твоя доброкачественная вакцина не действует, как ей положено соответственно протоколу специальной комиссии? Почему она не создает иммунитет? Я прошу тебя объяснить этот незначительный факт. Надеюсь получить ответ до обеда. –
Полковник выжидающе замолчал. На другом конце провода тоже молчали. – До обеда – ты понял? – повторил полковник и бросил трубку.
Он примял недокуренную сигарету, сдул пепел, просыпавшийся на переписку со Смолянским окружным управлением, и нажал кнопку звонка.
В рамке двери возник дежурный лейтенант.
– Позвоните Аввакуму Захову и передайте, чтобы немедленно явился ко мне, – приказал полковник и взглянул на часы.
Было без четверти десять.
Аввакум вошел в кабинет начальника, отрапортовал по уставу и продолжал стоять у двери, пока полковник не подошел к нему с протянутой для пожатия рукой.
Лицо полковника прояснилось, в глазах появились радостные огоньки, по губам скользнула приветливая улыбка. Но это длилось лишь несколько секунд. Полковник деланно закашлялся и, нахмурившись, принялся по обыкновению стряхивать воображаемую пушинку с отворота пиджака. Наконец он тихо спросил:
– Много у тебя работы в музее?
Аввакум понимал, что этот вопрос – лишь вступление к последующему деловому разговору, поэтому лишь усмехнулся, пожал плечами и, попросив разрешения закурить, вынул сигареты, закурил и не спеша глубоко затянулся.
– Можно подумать, что у нас установилось какое-то негласное расписание, – неторопливо сказал он, любуясь кудрявым колечком дыма – В прошлом году, если помните, вы тоже вызвали меня в конце августа и отправили в Родопы. Я имею в виду момчиловское дело. Тогда я был занят восстановлением большой расписной греческой амфоры.
Сейчас я работаю над двумя чудесными ионическими гидриями, и вы снова вызываете меня в такое же время, чтобы опять-таки отправить в Родопы. Благодарю. В эту пору в районе Триграда уже прохладно, и ехать туда одно удовольствие.
Аввакум уселся поудобнее в кресле и вытянул ноги. Его тонкое лицо с чуть прикрытыми глазами и плотно сжатыми губами было неподвижно, как у спящего.
Взглянув на Аввакума, безмятежно развалившегося в кресле с легкой, снисходительно-добродушной улыбкой, затаенной в прищуренных глазах, полковник чуть не подпрыгнул на стуле. Потом развел руками и, опираясь грудью на полированную кромку письменного стола, сказал, глядя в упор на Аввакума: