Приключения Аввакума Захова

А ведь в жизни обычно происходит как раз обратное: хорошее входит быстро, почти незаметно и укореняется так прочно, что никакая сила не в состоянии поколебать его. В городе появляются новые бульвары, новые жилые районы и заводы, новые театры. Все это возникло с поразительной быстротой. Люди пользуются ими, радуются им, ездят в новых автобусах, покупают новые автомобили. Они ходят в театр, смотрят «Деревянного принца», награждают аплодисментами легкомысленную принцессу. У них есть и свои легкомысленные принцессы, есть новые жилые кварталы, свои автобусы, они совершают прогулки на Копыто; все это вошло в их жизнь прочно и даже отдаленно не напоминает тот золотой след метеора, который так часто вспыхивает в жизни Аввакума. То, что у него все хорошее превращалось в золотой, быстро исчезающий след, объяснялось причинами, коренившимися в нем самом, в его характере; однако оказывали на него свое воздействие и иные силы, от которых другие люди, многие другие люди были свободны — те, кому принадлежали новые великолепные заводы, новые жилые кварталы и легкомысленные принцессы…

Так или иначе, но однажды в короткий ноябрьский день золотому следу суждено было исчезнуть.

Для полковника Манова день двадцать восьмого ноября оказался очень тяжелым. Неприятности начались с самого утра. Прежде всего ему пришлось вести очень резкий диалог с собственной супругой, которой непременно хотелось побывать вечером на премьере новой оперы. Убедившись, что ему не отговорить ее, он дал обещание позаботиться о билетах, хотя был уверен, что и на этот раз ни на какую премьеру пойти не сможет. Полковник Манов сам не знал, что причиняло ему большее чувство горечи — то. что он так безбожно обманывал жену, или то, что совершенно не заботился о самом себе. Время между шестью и восемью вечера было вечно занято какими-нибудь срочными совещаниями и докладами.

Несколько позже, в момент, когда он собрался было проглотить ложечку соды — застарелая язва двенадцатиперстной кишки снова начала его сверлить, — именно в этот момент поступила тревожная радиограмма, содержащая еще более тревожные вести о событиях, происшедших накануне вечером в пограничном секторе L — Z. Черти бы его взяли, этого Хасана Рафиева! Чего они хотели добиться? Убили своего человека, а затем труп подбросили на нашу сторону — его обнаружили в трех метрах от границы. Что они этим хотели сказать? Все тут предельно просто! Это двойное нападение — обычный диверсантский трюк, хотя на сей раз он был задуман и осуществлен в более широком масштабе. Разве не ясно? Раз на поле боя обнаружен убитый диверсант, нападение, естественно, носит характер диверсии… По крайней мере у тех расчет был именно такой. Но на самом деле тут имела место не диверсия. И вот почему. Во-первых, никто из совершавших огневой налет не вторгся на нашу территорию ни на один сантиметр. Хасан Рафиев был убит выстрелом в упор по ту сторону границы, а труп его затем волокли по земле к границе и перебросили к нам. Во-вторых, диверсанты никогда не станут нарушать границу с таким шумом и не будут валить толпой, словно подгулявшие на свадьбе мужики. Настоящие диверсанты всегда действуют скрытно и гихо. Они способны сутки просидеть где-нибудь в овраге, выжидая удобный момент для осуществления своей цели. В-третьих, настоящие диверсанты, переходя границу, не станут тащить на себе тяжелых пулеметов. Тяжелые пулеметы целесообразны при вторжении, а вчера ни малейшей попытки перехода границы не было. Тем не менее тяжелые пулеметы стреляли: по ту сторону границы в ложбине торчат обломки деревцев, срезанных словно пилой. Это определенно работа тяжелых пулеметов, стрелявших с небольшого расстояния.

Так что никакой диверсионной операции не было, да и не замышлялась она никем. История с Хасаном Рафиевым — это просто-напросто блеф, примитивнейшая демонстрация. К границе было подтянуто небольшое подразделение регулярных пограничных войск, усиленное огневыми средствами. Им было приказано произвести как можно больший шум, чтобы создалось впечатление настоящего вторжения. Потом, когда цель была достигнута (в смысле шума!), они убили «своего» человека и забросили его труп на нашу сторону в доказательство того, что действовали диверсанты, а не регулярные пограничные войска.

Придя к этому заключению, полковник Манов с удовлетворением потирал руки. Он проглотил ложечку соды и через минуту, почувствовав себя лучше, пришел в хорошее настроение. На премьере ему, конечно, не бывать, но почему бы не предложить жене одной сходить в оперу? С ее стороны, разумеется, последует ответ, что она, мол, слава богу, еще не вдова и что было бы куда приятнее, если бы он делал ей подобные предложения много лет назад. Он заранее знал, что она ему скажет, — такие разговоры уже происходили не раз, поэтому решил сегодня вообще ей больше не звонить.